Новости из внешнего мира все-таки просачивались в тюрьму. В тот год все спортивные разговоры вертелись вокруг «Нью-Йорк янкиз» и их «Камеры смертников» — Комбса, Кенига, Рута, Герига, Мезеля и Лаццери. Один только Рут провел ошеломляющее количество хоум-ранов — шестьдесят. Остальные пять хиттеров настолько доминировали на площадке, что оставалось лишь задаться вопросом: насколько унизительно они разгромят «Пиратов» в Мировой серии?
Джо, ходячая энциклопедия бейсбола, с радостью посмотрел бы на игру этой команды, ибо понимал, что такой состав может больше и не собраться. Но, сидя в Чарлстауне, он проникся брюзгливым презрением к тем, кто называет группу бейсболистов «Камерой смертников».
По-вашему, это «Камера смертников», думал он в тот вечер, уже в темноте. А я среди таких вот камер хожу. Проход на дорожку, шедшую по верху тюремной ограды, находился за дверью в конце корпуса F на самом верхнем ярусе северного крыла. К этой двери невозможно подобраться незамеченным. Более того, на сам этот ярус можно попасть, лишь миновав три двери. Сделав это, он оказался на совершенно пустом ярусе. Даже в такой перенаселенной тюрьме здешние двенадцать камер были пустыми и чистыми — чище, чем церковь перед обрядом крещения.
Идя сейчас по этому ярусу, Джо понял, как здесь поддерживают чистоту: каждую камеру подметал специальный узник. Окошки в камерах, такие же как в его собственной, показывали квадратик неба. Квадратики были темно-синие, почти черные, и Джо невольно задался вопросом: много ли подметальщики видят в этих камерах? Свет горел только в коридоре. Может быть, через несколько минут, когда сумерки окончательно превратятся в ночь, охрана принесет им фонари.
Но охранников не было. Лишь тот, который провел его по ярусу, тот, кто вводил его в комнату для свиданий и выводил из нее и при этом шагал слишком быстро, что могло когда-нибудь навлечь на него неприятности, потому что заключенного следует вести перед собой. Кто знает, что он может измыслить, если ты идешь впереди него? Вот и Джо пять минут назад зажал заточку ягодицами. Жаль, что он не успел потренироваться, чтобы походка казалась естественной.
Где же все-таки другие тюремщики? В те ночи, когда Мазо разгуливал по стенам, они присутствовали здесь совсем ненавязчиво. Не все сплошь охранники состояли на жалованье у Пескаторе, но те, кто не состоял, ни за что не стали бы доносить на тех, кому итальянец платит. Пока они шли по ярусу, Джо украдкой огляделся, и его опасения подтвердились: сейчас здесь не было никаких других охранников. А потом он присмотрелся к заключенным, подметавшим камеры.
Да, они и правда смертники.
Он понял это, разглядев заостренную голову Бэзила Чигиса, ее не могла скрыть даже тюремная шапочка. Бэзил орудовал веником в седьмой. Зловонный тип, недавно приставлявший заточку к правому уху Джо, трудился в восьмой. По пустой десятой толкал ведро Доум Покаски, в свое время спаливший живьем собственное семейство — жену, двух дочерей и тещу, не говоря уж о трех кошках, которых он запер в подполе.
В конце яруса, возле двери на лестницу, стояли Бегемот и Нальдо Алиенте. Если они и сознавали, что в таком количестве заключенных и недостаточном присутствии тюремщиков есть что-то странное, то виду не подавали. На их лицах не отражалось ничего, кроме самодовольства от принадлежности к правящему классу.
Джо подумал: лучше наберитесь храбрости и приготовьтесь к переменам, парни.
— Руки вверх, — распорядился Бегемот. — Надо тебя обшмонать.
Джо не стал медлить, хотя пожалел, что не сунул заточку себе в задницу. Ручка оружия лежала на нижней части его спины. Ручка небольшая, но Бегемот может нащупать ее, задрать ему рубашку и обработать этой заточкой его самого. Джо все стоял с поднятыми руками, удивляясь, что с виду он совершенно спокоен: не дрожит, не потеет, ничем не выдает страха. Бегемот охлопал своими лапищами ноги Джо, провел по ребрам, а потом одной рукой — сверху вниз по груди, а другой — сверху вниз по спине. Кончик пальца Бегемота слегка задел ручку, и Джо почувствовал, что она чуть отклонилась назад. Он сильнее стиснул ягодицы. Вот нелепость: сейчас его жизнь зависит от того, насколько тесно он сумеет сжать половинки своей задницы.
