поверху от обрыва отступала далеко. И спуск сверху был рядом. Правда, этот спуск был одновременно и подъемом и мог использоваться и одной, и другой стороной. Но бандитам Билимханова место ничего не говорило о возможном присутствии здесь засады. Напротив, место, при первом рассмотрении, не слишком походило на удобное для засады. Хотя сам эмир Асланбек Билимханов всегда славился повышенной осторожностью и потому, видимо, до сих пор на свободе гулял. Он мог на такое и не попасться. В других же местах, осмотренных на предмет возможности устроить ловушку, или спрятаться было негде, или сами места могли показаться Билимханову опасными, и он бы просто не подошел к ним, несмотря ни на какие приманки.
Однако у старшего лейтенанта Радченкова уже вовсю разыгралась богатая от природы фантазия.
– Тащите сюда волчье знамя.
Знамя принесли.
– В землю втыкайте.
Земля была каменистая, и воткнуть древко не удалось. Но быстро соорудили пирамидку из камней, благо камни здесь считать не приходилось и не приходилось издалека носить. Знамя на пирамидке смотрелось даже лучше, чем если бы из земли торчало. Солиднее~ Шелковое полотнище, только развернувшись, затрепетало на ветру.
– Теперь тела убитых, – распоряжался старший лейтенант. – Сажайте их кругом спиной к знамени. Дурак поймет, что это не солдаты.
Едва тела усадили в удобные позы, едва стерли с лиц уже запекшуюся кровь, Радченков обошел «картину» по кругу, поморщился, явно чем-то недовольный, и плечами пожал, на свой же вопрос сам себе отвечая.
– Думаешь, сработает? – спросил старший лейтенант Скорняков с нескрываемым сомнением, сам больше любитель открытого боя, чем хитрых приманок.
– Не уверен. – Радченков на своем и не настаивал. – Это только шанс. Будем надеяться, что сработает. Но у нас и выбор небольшой. А это будет только дополнением к общему моменту. Еще, еще камни. Вон туда, к стене. Мелкие. Не такие, чуть покрупнее, чтобы кучку сложить можно было. Только руками собирать, и не с одного места, чтобы было незаметно.
Я камни не таскал, я рядом со старшим лейтенантом Скорняковым стоял и наблюдал. С моей раной, я в который уже раз убедился, лучше было лишний раз не наклоняться. И дело даже не в напряжении мышц было, а только в движении. При наклоне боль пересиливала действие парамедола. Когда пирамидку под знамя выставляли, я приложился и несколько раз наклонился, поправляя камни, придавая им большую устойчивость. Причем камни не самые легкие. Этого хватило, чтобы боль вернулась. И уже не уходила. Она не была такой жгучей, как раньше, но доставала меня своей неотступностью. Утомляла и нервировала, делала капризным. Хотелось выплеснуть эти чувства, тогда, казалось, будет легче. Так всегда кажется, даже при зубной боли, и никогда не помогает. И нельзя срывать злость на окружающих. Будет бой, все негативные чувства сами выплеснутся. В бою даже давние детские обиды, ставшие причиной каких-то комплексов, проходят, и от комплексов избавляешься. Бой всегда человека другим делает. Это я по себе знаю. Я совсем другим стал, нежели до службы в армии. И это не взросление, а осознание себя, своей ответственности, своей решительности, своего умения быть твердым и жестким.
И мне требовалось собрать в комок всю ту твердость и жесткость, что я за годы срочной службы и за годы службы по контракту набрал, чтобы подавить в себе боль и никому не показать своего состояния. Хотя, наверное, состояние со стороны видно было, и опытный глаз мог его определить. Так старший лейтенант Скорняков глянул на меня раз, потом второй и спросил:
– Сильно болит?
– Ноет, – не смог я скрыть своих ощущений. – Заметно?
– Зрачок расширился. Во весь глаз. Может, все-таки отправить с вертолетом? Он вот-вот должен быть.
– Не надо, товарищ старший лейтенант. У меня такое чувство, что я здесь пригожусь.
У меня правда было ощущение, будто я что-то недоделал. Что-то такое, о чем другие знать не могут, и только я, когда созрею, когда пойму, смогу все на свои места поставить. Словно бы забыл какой-то важный момент, который сможет помочь выполнить общую задачу.
– Лавренец! – позвал старший лейтенант Радченков. – Твоя работа. Подойдут оттуда. Остановятся предположительно где-то здесь. Или там, – показывал старший лейтенант. – Выбирай сектор поражения[12], чтобы захватить как можно больший участок~ Будем надеяться на их любопытство.
– Рюкзаки! – через плечо скомандовал прапорщик.
Двое солдат тут же притащили свои утяжеленные дополнительным грузом рюкзаки, и прапорщик стал их распаковывать, вытащив две мины «МОН-50» и несколько мотков гибкого провода. Выполнять свою работу он не позволял никому. Сам связал проволокой руки за спиной всем убитым бандитам, а самих посадил в прежние позы. Провод был туго натянут от одного бандита к другому, но эти провода прапорщик сам, опять же никому не доверяя, хотя все спецназовцы прекрасно владели способами маскировки, начал обкладывать камнями, чтобы ни один участок провода не был виден со стороны, даже если рядом встанешь. Таким образом, все убитые составили связанное кольцо. К этому кольцу Лавренец накрепко присоединил другой провод, тоже протягивая его внатяг, туго, и вывел его через штаны крайнего бандита наружу. Ямку для провода он сам выкопал ножом, не доверяя саперной лопатке, оружию более грубому. Прапорщик буквально по сантиметру расковыривал каменистую почву, укладывал туда участок провода, прикрывал мелкими камушками, а сверху посыпал набранной в стороне пылью и каменной крошкой, причем такой, чтобы она не отличалась цветом и составом от лежащей поблизости.
Я смотрел за этой работой с любопытством и воспринимал все происходящее как наглядный урок, как практическое занятие по взрывному делу. И даже про боль в боку почти забыл. И точно так же, воспринимая действия за некое колдовство, за шаманство, смотрели другие.
Провод дотянулся до вертикальной стены, рядом с которой были наложены две кучи мелких камней. Под саму стену, выдвинув ножки, Лавренец установил две мины «МОН-50» выпуклой стороной наружу. Долго примерялся с минным прицелом, выставляя сектор поражения. И стал присыпать, а потом и прикрывать мины камушками. Причем делалось все это так, будто две горки камней образовались здесь естественным путем, ссыпавшись со скалы. Работа выполнялась так тщательно, была просто художественной, что и заподозрить что-то было трудно.
Наконец прапорщик Лавренец выпрямился, вытащил из кармашка «разгрузки» коробочку, из коробочки извлек два взрывателя и показал их всем.
– Машины отогнать подальше. Как можно дальше. Все, отходим на безопасное расстояние! – подал команду старший лейтенант Радченков, хорошо знающий, что означает жест прапорщика.
И первым начал подъем на обрыв.
Проход был узок, и подниматься здесь можно было только по одному. И потому все сразу подняться не смогли.
– К краю не подходить, – скомандовал старший лейтенант Скорняков.
– Все здесь? – спросил Радченков.
– Все.
Командир включил «подснежник».
– Юра, работай, – дал он команду Лавренцу.
– Товарищ старший лейтенант, – спросил я Скорнякова. – А чем в принципе минер отличается от сапера?
– Ничем. Минер – это одна из профессий сапера. Сапер, в широком смысле слова, и окопы копает, и переправы наводит. А минер – ювелир среди саперов.
Как работает наш «ювелир», мы не видели. Даже «подснежники» не доносили его дыхания. И все остальные ждали молча. Наконец в наушниках раздался голос:
– Готово. Не дышите в эту сторону. Натяжение на взрыватели предельное.
Со стороны послышался шум вертолетных винтов.
– Я пошел, – сказал старший лейтенант Скорняков.
– Давай. Быстро только, постарайся не задерживаться. – Старший лейтенант Радченков вытащил трубку и стал набирать номер.
– Товарищ подполковник. У нас все готово. Начинайте.
Скорняков, прежде чем пойти в сторону, посмотрел на меня внимательным взглядом, словно опять примерялся к моему здоровью. Я взгляд выдержал.
И старший лейтенант заторопился один в сторону заранее выбранной площадки, пригодной для посадки вертолета. Пленников держали рядом с этой площадкой. Требовалось отправить их и вернуться как можно скорее, чтобы принять участие в засаде, хотя когда засада сработает и сработает ли вообще, было неизвестно.
ЭПИЛОГ
Эхо по ущелью все же гуляло привольно и могло далеко долететь. Если учесть расстояние до поворота, откуда начали движение «краповые», то получалось немало километров. Тем не менее звуки пулеметной, и тем более минометной стрельбы, до группы спецназовцев доходили отчетливо. Отряд «краповых беретов» начал операцию сразу, как только согласовал свои действия с группой спецназа ГРУ.
Старший лейтенант Радченков начал делить группу на три неравные части. Одну, самую сильную, решил выставить на самой дороге, чтобы не дать бандитам возможность прорваться к селу и дальше, за село, где долина сильно расширяется и у них будет возможность разойтись в разные стороны в большом лесном массиве и затеряться. Отлавливать их по одному и по двое будет гораздо сложнее, нежели целиком джамаатом. Конечно, на взрыв сразу двух мин «МОН-50», учитывая значительную поражающую силу каждой, надежда была большая. Такой взрыв был в состоянии уничтожить весь джамаат Асланбека Билимханова во главе со своим эмиром, если только бандиты рискнут толпой подойти близко. Подойти они вроде бы должны были бы~ Но полагаться на единственное мероприятие, которое вероятно, но вовсе не обязательно, в боевой обстановке никогда нельзя. И потому засады все же следовало выставлять по всем возможным направлениям отхода. Или даже не засады, потому что засады – это всегда скрытное мероприятие, рассчитанное на неожиданность. Здесь о неожиданности речи быть не может, и потому следует выставлять сразу обычные заслоны.
Самый сильный заслон перекрыл дорогу к селу. Заслон чуть послабее должен был предотвратить отход бандитов по дороге. Вверх же взбираться они могли лишь по тому самому узкому проходу, по которому и сами спецназовцы взбирались и убедились, что здесь оборону держать можно вообще одному человеку, и никого не пропустить. Но Вячеслав Радченков все же выставил двоих.
Удобной верхней позицией, самой пригодной не для обстрела, а для расстрела боевиков, пришлось пренебречь, поскольку позиция на краю обрыва была опасна тем, что неизвестно было, что станет с обрывом после взрыва сразу двух мин под его основанием. Конечно, имей старший лейтенант в запасе еще хотя бы отделение, то есть составляй его силы только штатный взвод, он выставил бы это отделение чуть в стороне от обрыва чтобы спуститься к точке обстрела после взрыва, и вести огонь в лучшей позиции. Но поскольку резерва в группе не было, приходилось какой-то позицией пожертвовать, и Радченков пожертвовал самой выгодной в ущерб самым надежным. Все-таки верхняя позиция затрудняла и преследование, ради которого сверху предстояло еще спуститься, что тоже можно сделать не одним-единственным прыжком.
