Маликат дрожащей рукой придвинула себе стул и села. Ей очень хотелось выглядеть уверенной, потому что уверенность, как женщине казалось, будет подтверждением ее невиновности, и, для того чтобы увереннее выглядеть, она даже попыталась ногу на ногу забросить, но и секунды просидеть в такой позе не смогла. И боялась смотреть в глаза пришедшим.
Оба спецназовца легко читали ее поведение. Наверное, и милиционер обратил внимание на нервозность. Будь Маликат городской жительницей, она бы сейчас еще и закурила, даже если бы была некурящей. Только ради того, чтобы свою уверенность показать.
– Это ваши проблемы – понимать или не понимать, – сказал Волкотруб. – Мы знаем свою задачу и будем выполнять ее в том объеме, в котором будет необходимо. Я рекомендую вам подумать и ответить нам. Если вы не дадите вразумительного ответа, мы вынуждены будем вас задержать. Подумайте в этом случае сразу, с кем можно оставить на время вашего задержания дочь. Отправлять ее в приют без решения суда мы не имеем права.
И старший лейтенант, и особенно младший лейтенант, в силу своего более тесного знакомства с законами, видели, как блефует подполковник, и вполне понимали его. Но Маликат Абуева ни законов не знала, ни степени власти человека со Звездой Героя на груди не знала. И потому терялась все больше.
– Я еще раз повторяю вопрос. Сколько таблеток вы клали в бутылку водки? – Волкотруб умышленно не стал спрашивать, что знает Маликат о младшем сержанте Кадочникове и рядовых Ласточкине и Игнатьеве. Молчание по этому поводу уже как бы показывало, что похищение солдат доказано и теперь важно было узнать другое. – Это не праздный вопрос. Если переложить на несколько таблеток больше, чем следовало бы, человек может никогда не проснуться. Сколько таблеток?
Маликат молчала. И по ее неспокойным глазам видно было, что она может вскоре созреть до признания. Только по одному тому, как она нервничала, можно было это определить. Значит, пора было дожимать.
– Вы подумали, кому можно оставить дочь?
– Я сестре позвоню, – тихо сказала Маликат.
– Тогда собирайтесь. Младший лейтенант доставит вас к офицеру ФСБ, который будет проводить официальный допрос. Хамзат~
– Я отведу. Товарищ подполковник, Жданов приехал?
Александр Гаврилович глянул на часы.
– Должен был приехать пятнадцать минут назад. Мы будем у него. Устрой ребенка и приводи Маликат. Всем можно не показывать, что она задержана. Наручники не надевай. Маликат, звоните сестре. Вячеслав, пойдем. Нам надо поговорить со Ждановым.
– Может быть, товарищ подполковник, нам следовало с младшим лейтенантом остаться? – предположил Вячеслав. – Честно говоря, я чеченцам не слишком верю, даже если они и менты.
– Нам следует принять меры, потом договориться с подполковником Ждановым, а потом уже включаться в активную работу. Ты со Ждановым знаком?
– Беседовали сразу после возвращения отряда в Ханкалу. Десять минут разговора.
– Деловой опер. Старший опер то есть. Он из Чечни не вылезает. В бессрочной командировке здесь. Просится домой, а его не пускают.
– Незаменим?
– Почти.
– Ладно. Что мы делать будем?
– Подготовим группы. Предупредим посты. Потом попросим Жданова отпустить Маликат после допроса.
– Отпустить?
– Под «подписку о невыезде».
– Понял. Обязательно попытается уйти.
– Обязательно. Скорее всего, на машине. Будет звонить, кто-то за ней приедет. Этот человек будет иметь непосредственное отношение к похищению. Машина, как я предполагаю, приедет со стороны. Посты задержат ее до выяснения и предупредят нас. Здесь немного машин ходит. Пусть хоть все машины задерживают. Мы успеем подготовиться к захвату.
– А если выпустить и отследить, куда поедут?
– Поедет. Маликат наверняка не повезут. Ее просто уберут, как важного свидетеля. А она нам еще может сгодиться. Она готова к разговору по душам.
Подполковник Жданов согласился с планом спецназовцев. Дело осталось за малым. Дождаться Маликат, поговорить с ней предельно жестко, так жестко, чтобы напугать до опасного повышения давления, и отпустить. И снова ждать.
Но ждать начали раньше. Младшему лейтенанту Хамзату Хамидову давно пора было привести задержанную, однако их все не было. Глянув на часы, подполковник Жданов выглянул в окно и покачал головой.
– Долго что-то.
– Ребенка устроить не могут, – предположил Радченков. – Разрешите, я съезжу за ними?
– Мою машину возьмите, – предложил Жданов. – «Уазик». Внизу стоит. Я скажу водителю.
Подполковник распахнул окно и отыскал водителя взглядом.
– Анзор! Со старшим лейтенантом поедешь.
Старший лейтенант Радченков, в отличие от младшего лейтенанта Хамидова, не заставил себя ждать и уже вскоре позвонил на мобильник подполковнику Волкотрубу:
– Товарищ подполковник. Здесь они. В доме. И Маликат и Хамзат. Оба убиты выстрелом в голову. Девочка так и сидит во дворе, ничего не подозревая. Потому делаю вывод, что стреляли из пистолета с глушителем. На полу две гильзы, калибр 7,65. Похоже, от «вальтера». – Голос у Вячеслава был необычайно низкий, настолько низкий, что Волкотруб не сразу узнал его. И, только когда узнал, когда переварил сказанное, ответил:
– Мы выезжаем. Жди на месте. Девочку в дом не впускай. И смотри, чтобы ее не увели. Девочка может знать, кто был в доме во время нашего визита.
2
Первоначальные сведения я получил. То есть своего добился, и мне теперь было что доложить по возвращении, хотя ситуация возникла такая, что сам эмир надеялся, что у меня не возникнет мысли о возвращении. Конечно, вида я не подал, но в голову, как Авдорхан Дидигов и надеялся, запали его слова о том, что я заманил и продал своих друзей. Конечно, и мои командиры, даже если Дидигов передаст каким-то образом информацию командованию, не поверят в нее. И никакой перевод денег домой ничего не докажет. Но на душе все равно кошки скребли, потому что пусть маленькая, но доля правды в этом была. Я втравил парней в эту историю, и никто другой. Я позвал их с собой. До этого уже неделю сам наведывался по ночам к молодой вдове Маликат. А она уже несколько раз предлагала привести двух подруг, таких же молодых вдов, которым без мужской ласки трудно прожить. И я ее уговорам поддался, Вована с Серегой подбил. Уговаривать, конечно, долго не нужно было, сами хотели. И пошли. И подруги Маликат им понравились. И водка странной на вкус не показалась, хотя все мы были малопьющими. Не знаю, что там подмешали в водку. Мы очнулись, когда нас уже в машину загрузили и повезли. Откуда-то выплыло слово «клофелин». Только потом я вспомнил, что видел пузырек клофелина у Маликат. Пузырек, а в нем таблетки. Она часто жаловалась на головную боль. Что-то у нее не по возрасту с давлением было не в порядке. И жаловалась.
Так вот мы все вместе и попались. На «живца» поймали.
В итоге все трое в плену. Но если я втравил своих парней в это дело, мне же и выручать их, как старшему и более опытному.
К выходу меня снова направили привычным ударом приклада. Я уже научился голову чуть-чуть поворачивать, тогда удар на себя принимали мышцы шеи, а они у меня крепкие. Тем не менее несколько раз вскользь было задето и основание черепа. Это вообще болезненное и хрупкое место. Но в целом я череп уберег.
Коридор показался бесконечно длинным, а шаги к входной двери неприлично короткими и неторопливыми. Я знал, что дорога к свободе всегда кажется длинной, но я хотел идти именно к свободе, каким бы долгим и сложным этот путь ни оказался. И выдержки у меня хватило, чтобы не показать своих мыслей и не выдать себя даже взглядом. Я не торопился, я никак не показывал своей готовности к бунту, а, напротив, демонстрировал некоторый испуг перед ударом приклада, всегда готовым обрушиться на меня сзади. Но шел я тем не менее твердо.
К цели шел, уже продумав все свои действия.
Я узнал, что хотел. Теперь меня уже ничто не держало здесь, кроме естественного желания выручить остальных десятерых солдат, и в первую очередь двух своих товарищей. Но если меня отведут к ним, догадался я, то там должна быть серьезная охрана, и, как мне думалось, оттуда невозможно было совершить побег, иначе десятерых парней из спецназа ГРУ в заточении не удержать бы. Слишком хорошая у них подготовка, чтобы можно было их удержать, не предприняв особых мер предосторожности, и слишком много знали об этой подготовке бандиты. Значит, мне нет и смысла присоединяться к ним, и больше пользы от меня будет, если я останусь на свободе.
Я удивлялся, что по отношению ко мне проявляется беспечность, но потом понял, что эти два парня, что меня охраняют, не беспечны – они просто не умеют охранять иначе. Это я могу оценить их работу со своей точки зрения. Они же ее оценивали со своей, видимо, высоко. Они слишком верили в свою силу. Не в силу каждого отдельного человека, а в силу своей группы, взявшей в руки автоматы. С автоматом, да и с пистолетом тоже, да и с ножом даже, каждый человек чувствует себя сильнее. А тот, кто не проверил себя, не умеет правильно оценить свои способности. Когда в Чечне шли активные боевые действия, этим парням, моим конвойным, лет было еще слишком мало, чтобы участвовать в них. И боевого опыта они не приобрели. Возможно, они имели уже бандитский опыт или опыт расправ над теми, кто не мог оказать или достойного сопротивления, или сопротивления вообще. И глупо почувствовали себя всемогущими.
Моя задача простая – убедить их в ошибочности этого мнения. И чтобы убедить, не надо прилагать слишком много усилий. Я уже все просчитал. Лишь бы не забрел кто-то под конец ночи во двор и не взял от крыльца вилы. Но пусть и вил на месте не окажется. Я все равно сумею справиться. Я сумею найти удобный момент, потому что доморощенные конвоиры эти моменты предоставляют на каждом шагу.
Один конвоир, осторожный, быстро спустился с крыльца и куда-то в темноту заспешил. Второй спросил его что-то по-чеченски, первый ответил не оборачиваясь, но я, естественно, смог уловить только интонацию. А интонация говорила довольно ясно – меня не собирались снова в сарай закрывать. Меня собирались «к остальным» отправить. Остальные содержались не в этом дворе. Идти, возможно, было долго. И перед уходом первый конвоир хотел что-то с собой захватить. Что-то такое, что он не хотел оставлять надолго без пригляда.
Моя задача, таким образом, упростилась предельно. Я шагнул на крыльцо, спустился на две ступеньки, остановился и пошевелил плечами, разминая их. При этом точно рассчитал время, надобное конвоиру для замаха прикладом. Я уже столько раз просчитывал этот замах, что не мог ошибиться. Сейчас, оставшись временно один и, со своей стороны, завершая мой безрезультатный разговор с Авдорханом Дидиговым, он наверняка постарается ударить сильнее. Это будет его выброс энергии, его месть еще и за разбитую о стену руку.
Я не ошибся и вовремя убрал не только шею, но и корпус, то есть к перилам прижался. Конвоир в самом деле желал ударить сильно, даже шагнув при этом.
