Происхождение альтруизма и добродетели. От инстинктов к сотрудничеству

сообщества²²⁷.

Можно провести более широкие параллели. Патнэм утверждает, что североамериканцы построили успешное общество с сильно развитым чувством гражданского долга, ибо унаследовали систему горизонтальных связей от основавших их города британцев; южноамериканцы, напротив, отстали, упрямо придерживаясь непотизма, авторитаризма и клиентелизма средневековой Испании. Но не стоит слишком увлекаться подобными рассуждениями. Так, Фрэнсис Фукуяма[57] утверждает, что между успешными экономиками, такими как американская и японская, и менее эффективными, например французской и китайской, имеются существенные различия, и причины их кроются в пристрастии последних к иерархической структуре власти. Хотя доводы Фукуямы и не слишком убедительны, тем не менее Патнэм, безусловно, затронул некий важный аспект. Именно общественные договоры между равными, а также генерализованная реципрокность между индивидами и между группами лежат в основе важнейшего из всех достижений человечества. В основе создания общества²²⁸.

Война всех против всех

Немалая доля моей книги представляет собой современное переоткрытие — с добавлением генетики и математики — старого как мир философского спора под названием «совершенствование человека». В разных формулировках и в разные эпохи философы утверждали: в основе своей, человек добр, если не развращен, или в основе своей низок, если не укрощен. Как правило, со стороны низости выступает Томас Гоббс, а со стороны доброты — Жан-Жак Руссо.

Гоббс не первым пришел к выводу, будто человек — животное, чью дикую природу необходимо обуздывать общественными договорами. Двумя веками ранее подобное утверждал Макиавелли («все люди плохие, принимайте это как данность»). То же выражала христианская доктрина первородного греха, доработанная Блаженным Августином: доброта дается от бога. Софисты Древней Греции полагали, что люди от природы гедонистичны и эгоистичны. Но именно Гоббс преренес эти доводы в сферу политики²²⁹.

Основная мысль гоббсова «Левиафана», написанного в 1650-х годах после целого столетия религиозной и политической гражданской войны в Европе, заключается в следующем: только сильная государственная власть может предотвратить состояние нескончаемой братоубийственной борьбы. Концепция популярностью не пользовалась, ибо большинство философов XVII века в своих поисках совершенного общества придерживались идеала пасторального естественного состояния, предполагаемого ими в мирной и богатой жизни американских индейцев. Гоббс поставил все с ног на голову: естественное состояние, утверждал он, это состояние войны, а не мира²³⁰.

Томас Гоббс являлся прямым интеллектуальным предком Чарльза Дарвина. Гоббс (1651) породил Дэвида Юма (1739), который породил Адама Смита (1776), который породил Томаса Роберта Мальтуса (1798), который породил Чарльза Дарвина (1859). Именно прочтя Мальтуса, Дарвин, как и Смит, отказался от конкуренции между группами в пользу соперничества между отдельными особями²³¹. Гоббсов диагноз — но, замечу, что не предписание для действий — по-прежнему характеризует самую сердцевину как экономики, так и современной эволюционной биологии (Смит породил Фридмана, Дарвин породил Докинза). Своими корнями обе дисциплины опираются на следующий принцип: если равновесие природы не было создано сверху, а возникло из своего исторического низа, тогда нет причин полагать, что природа окажется гармоничным целым. Джон Мейнард Кейнс позже определит «Происхождение видов» как «всего-навсего рикардианскую экономику, облаченную в язык науки». По мнению Стивена Джея Гулда, естественный отбор — это «по сути, экономика Адама Смита, переложенная на природу». То же самое утверждал и Карл Маркс. «Удивительно, — писал он Фридриху Энгельсу в июне 1862 года, — как Дарвин разглядел среди зверей и растений свое собственное английское общество с его разделением труда,