Здравый смысл врет. Почему не надо слушать свой внутренний голос

Оглядываясь на крушение теории Парсонса несколькими годами позже, социолог Роберт Мертон, чья работа по эффекту Матфея обсуждалась мной в предыдущей главе, сделал вывод: социологи слишком уж поспешили сымитировать теоретические успехи физиков. Не то чтобы ученый не разделял зависти, которую последние могли возбудить в других. По его словам, «многие социологи воспринимают достижения физики как образец для самооценки. Они пытаются сравнить свои бицепсы с мускулами старших братьев. Им тоже хочется, чтобы с ними считались. Но когда выясняется, что у них нет ни крепкого телосложения, ни убийственной силы удара, некоторые впадают в отчаяние. И начинают задаваться вопросом: а действительно ли возможна наука об обществе, если мы не создадим универсальную систему социологии?»[54]. По мнению Мертона, «при такой точке зрения не учитывалось, что физику XX столетия отделяют от социологии ХХ столетия миллиарды человеко-часов непрерывного, организованного и совокупного исследования». Только после того, как Коперник, Браге и целый сонм других потратили века на скрупулезные наблюдения, такие астрономы, как Кеплер, смогли вывести в физике математические закономерности, объяснившие унаследованные данные. И только тогда один такой гений, как Ньютон, смог свести эти закономерности к настоящим законам. Социальные теоретики, о которых писал Мертон, напротив, пошли другим путем: они сначала предложили всю систему мысли и лишь потом задумались о том, что же именно им надо измерять^{292}. «Вероятно, — сожалел Мертон, — социология еще не готова к появлению своего Эйнштейна, поскольку еще не нашла своего Кеплера, — не говоря уж о своем Ньютоне, Лапласе, Гиббсе, Максвелле или Планке»^{293}.

По убеждению Мертона, социологи должны сосредоточиться на «теориях среднего уровня» — то есть достаточно общих для того, чтобы объяснять больше, чем изолированные явления, но достаточно специфичных, чтобы говорить нечто конкретное и полезное. Например, согласно «теории относительной депривации», люди чувствуют себя угнетенными обстоятельствами ввиду того, что их беды превосходят беды окружающих. Если ваш дом сгорел при пожаре, вы безутешны, но если весь город стерт с лица земли землетрясением и тысячи ваших соседей погибли, вы рады, что выжили. С одной стороны, это не совсем общая теория, поскольку она прогнозирует реакцию исключительно на превратности судьбы. Но, с другой, не совсем уж она и специфичная, ибо применима к несчастьям вообще. Аналогичным образом, согласно «теории набора ролей» каждый человек играет не только множественные роли — учитель в школе, отец дома и т. д., — но каждая из них сама по себе является совокупностью взаимоотношений: учителя с учениками, с коллегами, с директором школы. Опять-таки, эта теория весьма специфичная — она ничего не говорит о рынках, правительствах и других важных чертах социального мира. Но вместе с тем и достаточно общая, так как применима к людям всех типов.

Был Мертон прав или нет, отстаивая теории среднего уровня, не имеет большого значения, ибо они никогда не захватывали воображение ученых так, как общие. Спустя всего год после публикации критической статьи Мертона экономист Джон Харсани, в 1994 году получивший Нобелевскую премию в области экономики за работу по теории игр, заявил: теория рационального выбора — идея о принятии решений, которую мы рассматривали в первой главе, — готова предоставить ту самую универсальность, которая, по мнению Мертона, была крайне преждевременной^{294}. Так начался новый цикл: теоретики рационального выбора проводили параллели между собственными усилиями и ньютоновской механикой^{295}, а критики выдвигали те же возражения, что и первые — в адрес теорий парсонского типа^{296}. Естественно, теория рационального выбора оказалась неспособной достичь своих первоначальных амбициозных целей, однако это вовсе не избавило социологию от зависти к физике. Судя по жалобе моего коллеги-физика, дела обстояли как раз наоборот: даже если сами социологи наконец устали от больших идей, целое поколение физиков только и ждало, чтобы прийти им на смену^{297} .

Учитывая невероятную сложность человеческого поведения, такой подход к социологии кажется в некотором роде безумием. Как я уже говорил в первой главе, индивидуальное поведение осложнено дюжинами психологических ошибок, многие из которых оперируют вне нашего осознания и