не перестала быть младшим ребенком в семье. В ней глубоко укоренилось чувство, будто весь мир вращается вокруг ее персоны. Когда в детстве сестра устраивала истерику из-за того, что хотела что-то мое, мама умоляла «отдать ей это, ради бога», лишь бы в доме воцарился покой. Через двадцать лет ничего толком не изменилось. Нам приходилось сидеть с Томасом, чтобы Трина могла развлекаться, кормить его, чтобы Трина не волновалась, покупать ей дорогие подарки на день рождения и Рождество, «потому что из- за Томаса она во всем себе отказывает». Ничего, обойдется без моей чертовой косметички с лимонами. Я прикрепила на дверь своей комнаты записку: «ЭТО МОИ ВЕЩИ. БРЫСЬ ОТСЮДА». Трина сорвала ее и нажаловалась маме, что я веду себя ужасно по-детски и что в мизинчике Томаса больше зрелости, чем во мне.
Но это навело меня на размышления. Однажды вечером, когда Трина ушла на вечерние курсы, я зашла на кухню, где мама разбирала папины рубашки перед глажкой.
— Мама…
— Да, милая.
— Как по-твоему, я могу перебраться в комнату Трины, когда она уедет?
Мама замерла, прижав к груди наполовину сложенную рубашку.
— Не знаю. Я об этом пока не думала.
— В смысле, если они с Томасом уедут, вполне справедливо поселить меня в спальне приличного размера. Разве не глупо, если она будет пустовать, когда они уедут в колледж?
— Наверное, ты права, — кивнула мама и осторожно положила рубашку в корзину.
— К тому же эта комната должна быть моей, поскольку я старше и так далее. Она досталась ей только из-за Томаса.
Мама сочла мои доводы разумными.
— Да, конечно. Я поговорю об этом с Триной.
Сейчас я понимаю, что лучше было сначала побеседовать с сестрой.
Через три часа она ворвалась в гостиную мрачная, словно туча:
— Уже делишь мое наследство?
Дедушка рывком очнулся в кресле, рефлекторно прижав руку к груди.
— Ты о чем? — Я оторвала взгляд от экрана телевизора.
— А где мы с Томасом будем жить на выходных? Мы не поместимся в каморке вдвоем. Там даже вторую кровать не поставить.
— Вот именно. А я торчу в ней пять лет. — Я сознавала, что никогда еще не была так права, и потому вспылила больше, чем предполагала.
— Ты не можешь занять мою комнату. Это нечестно.
— Ты даже не будешь в ней жить!
— Но она мне нужна! Мы с Томасом просто не сможем поместиться в каморке. Папа, скажи ей!
Папа уткнулся подбородком в воротник и скрестил руки на груди. Он терпеть не мог, когда мы ссорились, и старался спихнуть все на маму.
— Потише, девочки, — сказал он.
Дедушка покачал головой, как будто не мог нас понять. В последнее время дедушка часто качал головой.
— Я тебе не верю. Неудивительно, что ты так старалась выпихнуть меня из дома.
— Что? Ты умоляла меня не бросать работу, чтобы помогать тебе деньгами, — и это часть моего злодейского плана?
— Ты такая двуличная!
— Катрина, успокойся. — Мама появилась в дверях, с ее резиновых перчаток на ковер гостиной капала мыльная пена. — Давайте все обсудим спокойно. Я не хочу, чтобы вы растревожили дедушку.
