когти, что железнодорожные костыли, и ухмылка. Самой жуткой была ухмылка. Рожа что у обдолбанного наркоши. Неприятно…
– И что, он ушел домой?
– Я уже не помню. Наверное, кто-то увел его, но я продолжил смотреть на животное. И знаешь, облезлая тварь-переросток, несмотря на внешнее безразличие, следила за нами. Следила, как будто это она на свободе, а мы в вольере.
– Может, так и есть, – вздохнул Алексей.
– Ладно, заболтал ты меня совсем, тезка. Пойдем мы с Витязем, может, еще что нароем.
Полегуев достал сигарету, покрутил ее в руке и снова положил в пачку. Неудачное время бросать курить. Хотя кто мог знать? Кто мог знать, что какой-то урод устроит резню? Он снова достал сигарету и закурил. Алексей слышал об этом месте, но считал рассказ о хозяине некой городской легендой. К тому же он думал, что эти дома давно расселили. Алексей затянулся и посмотрел на поляну у дома. И тут же закашлялся. Там в пластмассовом кресле сидел ленивец. Свалявшаяся шерсть и проплешины, ухмылка наркомана и глаза… Глаза хозяина. Радужные глаза хозяина. Гигантский ленивец помахал ему лапой с огромными когтями и исчез.
Алексей посмотрел на сигарету, потом снова на опустевший стул. Надо бросать курить. А еще Алексей очень хотел в отпуск. Он хотел пивка, а к пивку раков. И в баньке попариться.
Полегуев затушил сигарету, смял и отбросил к доскам, сложенным под навесом. Улыбнулся и тихо пропел:
– Протопи ты мне баньку, хозяюшка, раскалю я себя, распалю. На полоке, у самого краюшка, я сомненья в себе истреблю.
