Вначале Морин не сомневалась, что Гарольд вернется. Что он позвонит, продрогший и усталый, и ей придется ехать и забирать его, и случится это посреди ночи, и придется надевать пальто поверх ночной сорочки, искать туфли для вождения, и во всем этом будет виноват только Гарольд. Ночью она спала урывками, с зажженным ночником, положив у изголовья мобильник, но муж так и не позвонил и не вернулся.
Она вновь и вновь обдумывала случившееся. Завтрак, розовое письмо, молчаливый Гарольд, украдкой проливающий слезы. В голову закралась незначительнейшая подробность: как он сложил вчетверо листок с ответом и сунул в конверт так, чтобы она не заметила. Морин старалась подумать о чем-нибудь другом или вовсе ни о чем не думать, но в уме всплывала одна и та же картина: Гарольд, глядевший на письмо от Куини с таким видом, как будто в самой глубине его существа что-то медленно развязывалось. Ей до невозможности хотелось поговорить с Дэвидом, но она не знала, как все это выразить. В уходе Гарольда было что-то невообразимо ошеломляющее и унизительное, и Морин опасалась, что ее слова не достигнут цели, а уж этого ей ни за что не перенести.
Словом, когда Гарольд сообщил ей, что идет в Берик, подразумевал ли он под этим, что собирается там остаться?
Что ж, пусть идет, если хочет. Давно уже следовало этого ожидать. Весь в мать; Морин ни разу не виделась с Джоан, а сам Гарольд ни разу о ней не заговаривал. Но какая же женщина собирает чемодан и уезжает, не оставив даже записки? Да пусть себе уходит. Бывало, ей и самой начинало казаться, что с нее довольно. И дома ее держал лишь Дэвид, а вовсе не супружеская любовь. Она уже позабыла подробности их первой встречи с Гарольдом и что именно она в нем разглядела; помнила лишь, что однажды он подцепил ее на муниципальном балу и что ее мать, познакомившись с ним, нашла его заурядным.
«Мы с твоим отцом все-таки ожидали для тебя чего-то лучшего», — изрекла она в своей обычной отрывистой манере.
В те дни Морин не имела привычки прислушиваться к чужому мнению. И что из того, что он без образования? Что из того, что он не их круга? Что из того, что он снимает комнату в подвальном этаже и работает в стольких местах, что не успевает выспаться? Она смотрела на него, и сердце у нее ухало вниз. Она станет для него любовью всей жизни. Женой, матерью, подругой. Всем, чем угодно.
Иногда, оглядываясь в прошлое, Морин удивлялась, куда подевалась та юная безрассудная барышня?
Она просмотрела бумаги Гарольда, но не нашла в них никаких объяснений, почему он отправился к Куини. Ни писем, ни фотографий, ни черкнутых наспех адресков… Единственно, в прикроватной тумбочке она обнаружила свой собственный снимок послесвадебной поры, и еще один с Дэвидом, помятый, черно- белый, который Гарольд, вероятно, прятал здесь, потому что она отчетливо помнила, как наклеивала эту карточку в альбом. Безмолвие в доме напомнило ей времена, когда уехал сын; тогда сам дом, казалось, затаил дыхание. Она включила телевизор в гостиной и радио на кухне, но все равно везде было слишком тихо и пусто.
Неужели он ждал Куини все эти двадцать лет? А Куини что, тоже ждала его?
Назавтра предстоял мусорный день. Мусором у них заведовал Гарольд. Морин зашла в Интернет и заказала у нескольких компаний проспекты летних круизов.
С наступлением сумерек Морин поняла, что мусором придется заняться самой. Она сволокла мешок вниз по тропинке и привалила к садовой калитке, словно живой укор ушедшему Гарольду, который пренебрег своими мусорными обязанностями. Рекс, видимо, углядел ее из окна второго этажа, потому что на обратном пути она застала его у ограды.
— Все в порядке, Морин?
Она резко ответила, мол, да, все в полном порядке.
— А почему сегодня не Гарольд выносит мусор? Морин подняла глаза к окну спальни. Пустота за ним с таким неистовством накинулась на нее, что нежданный приступ муки свел ее лицо судорогой. У Морин комок подкатил к горлу.
— Он в постели.
Она через силу улыбнулась.
— В постели? — Рекс даже разинул рот. — Почему? Гарольд что, приболел?
Элизабет однажды поведала ей с другой стороны бельевой веревки, что чрезмерная опека матери превратила Рекса в невозможнейшего ипохондрика. Она ответила:
— Нет, ничего страшного. Просто оскользнулся. Ногу подвернул.
Глаза Рекса округлились, словно пуговицы.
— Это случилось на вчерашней прогулке, да, Морин?
— Просто попался шаткий булыжник в мостовой. Он поправится, Рекс. Ему сейчас нужно отлежаться, вот и все.
— Морин, но это ни в какие ворота не лезет! Шаткий булыжник? Боже ты мой…
Он принялся скорбно покачивать головой. В доме тем временем зазвонил телефон, и у Морин сердце едва не выскочило из груди. Это наверняка Гарольд. Он возвращается! Она кинулась к двери, а Рекс, все еще не отходя от забора, выкрикнул вслед:
— Вам надо пожаловаться в муниципалитет по поводу этого булыжника!
— Не беспокойтесь! — бросила она через плечо. — Непременно пожалуюсь.
Сердце так колотилось, что Морин не знала, рассмеется она сейчас или расплачется. Она подбежала к телефону и сорвала трубку, но в этот момент сработал автоответчик, и на том конце отключились. Морин набрала 1471, но номер не определился. Тогда она села у телефона и стала смотреть на него и ждать, когда Гарольд позвонит еще раз или придет домой, но он не сделал ни того, ни другого.
Самое невыносимое началось ночью: Морин не понимала, как люди вообще могут спать. Она вынула из прикроватных часов батарейки, но ничего не могла поделать ни с лаем собак, ни с визгом тормозов машин, несшихся к новому кварталу в три утра, ни даже с криками чаек, пробудившихся ни свет ни заря. Она лежала тихонько, призывая сон, и иногда ее на миг окутывало бесчувствие, но потом она вновь просыпалась и снова все вспоминала. Гарольд идет к Куини Хеннесси. Осознавать этот факт после сонного неведения было даже мучительнее, чем впервые услышать о нем по телефону. Получался двойной обман. Но так оно и бывает — Морин уже знала. Надо притворяться, что все идет своим чередом, ничему не верить, а потом тебя снова отбрасывает назад, и истина неумолимо и непреклонно является во всей красе.
Морин открыла ящик в прикроватной тумбочке Гарольда и принялась рассматривать утаенные им там фотографии. На одной Дэвид в своих первых башмачках балансировал на одной ножке, уцепившись за ее руку, а другую поднимал перед собой, будто разглядывал с недоверием. На второй была заснята она сама, хохочущая так, что волосы длинными темными прядями ниспадали на лицо. Она баюкала в руках кабачок, выросший до размеров младенца. Вероятно, снимок сделали тогда, когда они только что переселились в Кингсбридж.
Когда из круизных компаний пришли три заказанных конверта, Морин, не распечатывая, отправила их в мусорную корзину.
7. Гарольд, пеший турист и женщина, любящая Джейн Остин
От внимания Гарольда не укрылось то обстоятельство, что несколько сотрудников пивоварни, не исключая и самого мистера Напьера, начали вдруг репетировать специфическую походку, которая вызывала у них истерический хохот, как будто в ней крылось что-то безудержно веселое. «Ты глянь!» — слышал он их подзадоривания со двора. Один из парней отставлял в сторону локоть, словно курица крыло, слегка приседал, придавая дополнительный вес нижней части торса, и начинал ковылять вразвалочку.
«Вот-вот! Мать твою, точно!» — вопили другие. Иногда вся компания выплевывала окурки и описывала гуськом целый круг.
