— Откуда вы возьмете девяносто баррелей кофе? На всех складах Амстердама не найдется такого количества.
— Склады Амстердама таят неожиданности, которых такие люди, как вы, и представить не могут.
— Мне кажется, ваше пари одностороннее. Что вы получите, если я не смогу вас победить?
— Поскольку вы будете полностью разорены, думаю, вы ничего не должны мне, кроме самого себя. Поэтому скажем так: если вы проиграете, вы признаетесь маамаду, что солгали о своих отношениях с Иоахимом Вагенаром. Вы скажете парнассам, что обманули совет, и примете соответствующее такому серьезному обману наказание.
Черем. Соглашаться с этим было бы безумием, но, если он проиграет, ему так или иначе придется покинуть Амстердам. То, что его отлучат, не будет иметь значения.
— Я согласен. Давайте составим соответствующую бумагу, но мое обещание должно остаться между нами, на случай если бумага попадет не в те руки. Однако мне необходима какая-то гарантия. Видите ли, мне не хотелось бы выиграть пари и обнаружить, что вы занимались виндбанделом, то есть что у вас нет обещанных девяноста баррелей.
— Что вы предлагаете?
— Всего лишь следующее. Я принимаю ваше пари, и мы запишем его на бумаге. И если по какой- либо причине вы не сможете предоставить мне кофе по указанной цене, вы заплатите мне столько, сколько эти баррели стоят в данный момент. То есть, — он стал подсчитывать, — три тысячи восемьсот гульденов. Что вы скажете?
— Это пустое пари, так как я никогда не продаю то, чего у меня нет.
— Так вы согласны?
— Конечно нет. С какой стати мне соглашаться на глупое пари, по которому я должен заплатить почти четыре тысячи гульденов?
Мигель пожал плечами:
— Иначе я не согласен. Мне нужны гарантии.
— Ладно, — вздохнул Паридо, — я принимаю ваши дурацкие условия.
Он тотчас составил контракт, настояв на том, что сам напишет оба экземпляра. Из-за этого Мигелю пришлось тратить время на его чтение, дабы удостовериться, что его оппонент не придумал никаких ловушек в формулировках. Однако все оказалось в порядке, и контракт был заверен одним из друзей Паридо, стоявших поблизости. Каждый положил свой экземпляр к себе в карман. Часы на башне показали, что он потерял четверть часа. Пора было начинать.
Мигель отошел немного назад и выкрикнул на латыни:
— Кофе! Продаю двадцать баррелей кофе по сорок гульденов за баррель.
Цена едва имела значение, ибо у Мигеля не было никакого кофе. В конце концов, это же виндбандел. Цена должна была быть достаточно низкой, чтобы привлечь внимание, но не слишком низкой, чтобы вызвать подозрение.
— У меня кофе по сорок! — снова крикнул он, потом повторил свое предложение по-голландски и по-португальски.
Никто не откликнулся. Люди Паридо стали угрожающе приближаться к Мигелю, как свора собак. Мелкий маклер из Влойенбурга посмотрел на Мигеля, готовый купить, но, встретившись взглядом с Паридо, поспешно отвернулся, бормоча что-то себе под нос. Было ясно, что никто из португальских евреев не захочет навлечь на себя гнев Паридо, нарушив блокаду.
Оглядывая биржу, Мигель увидел Даниеля, прогуливающегося неподалеку. Сегодня на нем был лучший костюм, недостаточно яркий, чтобы надевать его на Шаббат, но достаточно нарядный: малинового цвета камзол и шляпа, голубая сорочка, черные бриджи и блестящие красные туфли с огромными серебряными пряжками. Он взглянул на людей Паридо, потом на Мигеля и потупил взор.
В их маленьком секторе биржи наступила тишина. Вдалеке слышались возгласы участников других сделок, но торговцы товарами из Ост-Индии молчали, все как один. Сражение началось, и зрители были уверены, что Мигель уже его проиграл. Паридо улыбнулся и шепнул что-то на ухо члену его объединения, который разразился смехом.
Мигель снова выкрикнул свою цену. Несколько голландцев посмотрели на него с любопытством, но, увидев толпу грозных евреев, не стали подходить. Мигель не мог предложить ничего такого, что соблазнило бы португальских евреев, или заставило их ослушаться Паридо, или привлекло бы христиан, не хотевших вмешиваться в то, что со стороны выглядело как поединок врагов. Мигель стоял один в центре круга, как потерявшийся ребенок.
Он снова повторил свое предложение. И снова никто не откликнулся. Паридо встретился с ним взглядом и, улыбнувшись, проговорил одними губами: "Ты проиграл".
И тут Мигель услышал, как кто-то выкрикнул на ломаной латыни:
— Покупаю двадцать по тридцать девять!
Алферонда призвал на помощь своих знакомых тадеско. Один из них, обычно занимающийся дисконтированием банкнот, вышел вперед и повторил свое предложение. Он был в черных длинных одеждах, и его седая борода качалась из стороны в сторону, когда он выкрикивал:
— Двадцать баррелей по тридцать девять!
— Продано! — крикнул Мигель.
Он не мог сдержать улыбки. Это был не обычный маклер, который надеялся, что его покупатели будут продолжать снижать цену. Но сегодня его задачей было продавать по дешевке.
— Покупаю двадцать пять по тридцать восемь с половиной, — выкрикнул другой тадеско, в котором Мигель узнал торговца необработанным золотом.
Мигель протиснулся к нему сквозь стену из людей Паридо:
— Двадцать пять баррелей по тридцать восемь с половиной, продано!
Блокада была прорвана. Началась распродажа, и Паридо знал, что остановить Мигеля, окружив его своими людьми, он не мог.
— Покупаю тридцать баррелей кофе, — выкрикнул Паридо в свою очередь, — по сорок гульденов!
Тадеско были бы глупцами, если бы не обратились к нему и не продали свой кофе, получив моментальную прибыль. Они не обещали вести себя как члены объединения
Мигеля. Они обещали прорвать блокаду, когда им сказали, что их помощь будет вознаграждена возможностью получить прибыль во время торгов. Мигель видел, что они готовы продать, и это стабилизировало бы цену для Паридо. Португальские евреи стояли и ждали, куда пойдет цена, чья группировка окажется сильнее. Преимущество было, безусловно, у Паридо. Единственное, что ему угрожало, — это массовая распродажа. Если многие ринутся продавать, он в одиночку не справится с наплывом, а люди из его объединения ради него не станут жертвовать собственными деньгами.
Наступал поворотный момент кофейной операции, и все на бирже почувствовали это.
Мигель поднял голову и неожиданно встретился взглядом со своим братом. Даниель стоял в задних рядах зрителей. Он молча шевелил губами, пытаясь прикинуть шансы массовой распродажи. Даниель отвел глаза, но Мигель не оставит его в покое. Он хотел, чтобы брат понял это. Он хотел увидеть это понимание в глазах брата.
И Даниель понял. Он знал, что, если решит в этот момент поддержать Мигеля, стать на его сторону, начать продажу дешевого кофе, план Мигеля будет реализован. Участие Даниеля качнет чашу весов в пользу Мигеля. Наконец наступил момент, когда интересы семьи могли перевесить. Даниель мог бы сказать Паридо, что ценит его дружбу, но семья — это совсем другое дело и он не может безучастно смотреть, как его брат стоит на краю гибели, причем безвозвратной гибели, когда в его силах не допустить этого.
Они оба это понимали. Мигель видел, что брат понимает. Однажды он спросил Даниеля, кого он выберет, брата или друга, но Даниель тогда не ответил. Теперь ему придется дать ответ. Тот или иной. По лицу Даниеля Мигель видел, что брат тоже вспомнил их разговор. Он увидел на лице Даниеля стыд, когда тот отвернулся, решив не принимать участие в этой сделке с кофе.
Над биржей нависла странная тишина. Конечно, в любом другом месте на земле это нельзя было назвать тишиной, но обычный оглушительный грохот биржи превратился в еле слышный гул. Торговцы
