Зазвонил его сотовый. Он ответил.
— Ну, и какая маржа? — сразу заговорил он о деле. — Да, но в прошлом году они продавали по двадцать девять… Разумеется, я отслеживал этих типов… Ты же не думаешь, что я куплюсь на подставу?.. Ты помнишь скачок на рынке в девяносто седьмом?.. Четырнадцатое февраля девяносто седьмого года, как раз после того, как этот бред с Моникой Левински попал в прессу и последовали незначительные поправки в течение семидесяти двух часов. Но в долгосрочном плане…
Бобби умел доступно объяснять клиентам суть вещей. Он с ловкостью фокусника управлялся с цифрами и фактами. Все это шло вразрез с той грубостью, с какой он обычно разговаривал со своими помощниками. Я заметил, что Гэри и Мэг тоже прислушиваются к разговору. Интересно, думают ли они то же, что и я: как такой умный человек может превращаться в противного клоуна, когда речь идет о бытовых вещах? И почему он упорно изображает из себя неандертальца, когда дело касается женщин? Однако деньги и секс делают дураков из всех нас. Кто знает, может быть, Бобби решил, что ему наплевать, если все узнают, каким безнадежно голым он бывает в своей глупости.
Бобби захлопнул сотовый, расправил плечи и сказал:
— Никогда не бери в клиенты дерматолога. Для них каждый прыщ на рынке уже меланома. Но… — он подтолкнул Гэри, — ты слышал, приятель, что я обещал этому козлу дать ответ в десять…
Гэри взял свою переносную рацию и заговорил:
— Джули, со мной мистер Барра. Он хочет, чтобы у тебя на экране были все данные по НАСДАГ[15] к нашему приходу, то есть через три минуты. Ясно?
Из рации послышался голос.
— Будет сделано.
— Показывай дорогу, — снисходительно обратился Бобби к Гэри, затем повернулся ко мне и добавил: — Встретимся позже, приятель, если ты все еще благоволишь к такому ничтожеству, как я.
Когда они ушли, Мэг спросила:
— Мне показать вам вашу комнату?
— Пожалуйста.
Мы вошли внутрь. Главное фойе представляло собой длинный просторный коридор с белыми стенами и такими же белыми полами. Как только я вошел, я обнаружил себя стоящим перед одной из лучших работ американских художников-абстракционистов XX века: захватывающее полотно, изображающее математическое уравнение на блестяще текстурированном сером фоне.
— Это «Универсальное поле» Марка Тоби? — спросил я у Мэг.
— А вы разбираетесь в искусстве, — заметила она.
— Я видел эту картину только в книгах. Изумительно.
— Если вы любите искусство, вам следует познакомиться с тем, что мы здесь называем Большим залом.
— У нас есть время сейчас?
— Это остров Саффрон — времени здесь столько, сколько вам нужно.
Повернув налево, мы пошли по коридору мимо длинного ряда фотографий, сделанных бесподобной Дианой Арбус. Большой зал действительно был большим. Поражали потолок в сорок футов, полностью из стекла, и огромная пальма, растущая прямо из пола. Я догадался — это одно из крыльев дома, напоминающих собор. Интерьер зала отличался не только богатством, но и хорошим вкусом. Я отметил рояль «Стенвей», который уже был произведением искусства, длинные диваны и кресла молочно-белого цвета, большой аквариум, вделанный в одну из стен… И массу картин на стенах… причем такого уровня, на какой вы могли бы рассчитывать только в лучших музеях мира. По крайней мере, они составляли достойную конкуренцию экспонатам музея Метрополитен, Галереи Уитни, Джетти или Института искусств в Чикаго.
Я ходил по залу, ошеломленный. Хоппер… Бен Шан… Два полотна Филиппа Гастонса среднего периода… Мэн Рей… Томас Харт Бейкер… Клаус Олденберг… Джордж Л. К. Моррис… И коллекция фотографий тридцатых годов Эдварда Штейчена к «Ярмарке тщеславия».
На стенах Большого зала висели по меньшей мере сорок работ. Я даже не мог себе представить, сколько надо денег, чтобы собрать такую коллекцию.
— Просто поверить невозможно…
Голос ниоткуда произнес:
— Вам стоит посмотреть, что выставлено в других местах.
Я поднял голову и увидел перед собой низенького, не больше пяти футов пяти дюймов, плотного мужчину лет сорока пяти, с длинными, по плечи, волосами, забранными в сальный хвостик. На нем были обрезанные джинсы, кожаные сандалии и майка, натянувшаяся на животе; на майке был изображен Жан- Люк Годар, под портретом цитата: «Кино есть правда со скоростью 24 кадра в секунду».
— Вы, наверное, Дейв Армитаж? — сказал он.
— Точно, — согласился я.
— Чак Карлсон. — Он протянул мне руку. Рука оказалась влажной на ощупь. — Я ваш большой поклонник.
— Приятно слышать.
— Ну, да. «Продать тебя», с моей точки зрения, — это лучший сериал на телевидении. Фил тоже так думает.
— Вы его друг?
— Скорее помощник. Я у него парень по фильмам.
— А что значит «парень по фильмам»?
— Во-первых, я занимаюсь архивом.
— У него есть архив фильмов?
— Еще какой — около семи тысяч на бобинах и еще пятнадцать тысяч на видео и DVD. Это лучший архив на континенте, если не считать Американского института кинематографии.
— Не говоря уже о Карибском море.
Чак улыбнулся:
— Здесь, на Саффроне, он держит всего около двух тысяч фильмов.
— Ну, тут ведь нет кинотеатра…
— Да, и к тому же «Блокбастер» не присылает сюда записи фильмов Пазолини.
— Вам нравится Пазолини?
— Я считаю его богом.
— А мистер Флек?
— Для него он бог-отец. Короче, у нас есть все двенадцать фильмов мистера Пазолини. Так что, когда пожелаете, кинозал в вашем распоряжении.
— Спасибо, — произнес я, думая о том, что «Евангелие от Матфея» — единственный фильм Пазолини, который я видел, — смотреть на острове в Карибском море мне хотелось бы меньше всего.
— Кстати, я знаю, что Фил очень надеется поработать с вами.
— Это мило.
— Если вы не возражаете, я хотел бы сказать, что сценарий великолепен.
— Какой именно? Его или мой?
Он снова ухмыльнулся:
— Они оба одинаково ценны.
«А ты дипломат, — подумал я, — если учесть, что Флек просто скопировал мой сценарий».
— Что касается сценария… — сказал я. — В последние дни я немного поработал над ним, и теперь мне бы хотелось перепечатать его. Это возможно?
— Без проблем. Я попрошу Джоан зайти к вам и взять рукопись. Увидимся в кинозале, Дейв.
Наконец Мэг повела меня в отведенную мне комнату. По дороге я задал ей несколько вопросов личного характера. Она сказала, что приехала сюда из Флориды и является членом «команды острова Саффрон», как она выразилась, уже больше двух лет. Раньше она работала на круизных теплоходах, но нынешняя работа нравится ей значительно больше. Она легче, к тому же, по сути, члены команды — единственные жители на острове.