имеет со мной столько же общего, как вот этот плащ у меня на плечах или ожерелье на шее. И еще я понимаю, что не только у любви две стороны, но и у Смерти. К примеру, Исмэй стала милосердием Мортейна — но не я. Ибо Он изваял меня по-иному.
Каждая смерть, которой я была свидетельницей, каждый виток пережитого мною ужаса — все это выковало во мне ту, кем я стала ныне: я — Его справедливость.
Если бы я всего этого не испытала, стремление защищать невинных не пылало бы во мне таким жарким огнем.
Объятая Его тьмой, огражденная благодатью своего Отца, я склоняю перед Ним голову… и плачу. Я оплакиваю всех, кого потеряла, но и благодарю за всех, кого обрела. Слезы радости мешаются со слезами печали. Я принимаю в себя свет Его великой любви, и она истребляет последние щупальца злой тьмы д'Альбрэ и возрождает меня обновленной, цельной и непорочной.
Чудище отыскивает меня перед самым рассветом. Он не задает ни единого вопроса, просто помогает на ноги подняться. Место, где недавно стоял Мортейн, отмечено на земле всего лишь кружком инея.
Нет! Не так! Этот след куда больше, ведь Его явление полностью меня изменило. Долой страх, долой все сомнения, долой вечный стыд! Их сорвало и унесло прочь. Так зимняя буря уносит отжившие листья, очищая здоровые и сильные ветви.
Я знаю теперь, почему на д'Альбрэ не было метки. Знаю и то, почему он жив до сих пор. А самое главное, у меня есть кое-что, чего никогда не было: вера. Я обрела веру не только в Мортейна, но и в себя самое. И даже важнее: веру в любовь. Ненависть нельзя превозмочь ненавистью. Со злом не поборешься оружием тьмы. Их может победить только любовь.
Я чувствую, как в моих жилах бьется дарованная ею сила. Вот теперь вправду можно ехать на выручку к моим младшим сестрам.
ГЛАВА 45
Мы скачем в Нант, не давая поблажки ни себе, ни коням. На ночь останавливаемся, только когда дорогу впереди уже не рассмотреть. А утром, едва темнота начинает редеть, вновь пускаемся в путь. Чудище взял с собой Янника, Лазаре и двоих воинов. Мы почти не разговариваем между собой. На привалах без сил валимся на одеяла и спим как убитые.
Приблизившись к Ренну, Чудище отсылает обоих воинов с посланиями для Дюваля и герцогини, мы же поворачиваем на юг. Покачиваясь в седле, я невольно гадаю: быть может, мне с самого начала суждено было встать против д'Альбрэ плечом к плечу с Чудищем? Чтобы вернее сокрушить негодяя, имея на своей стороне совокупное могущество двух богов? Хотя (тут я оглядываюсь на Лазаре, чья коренастая лошадка изо всех сил старается поспевать за нашими скакунами) не совсем так. С нами два бога — и сама Темная Матерь.
За время путешествия мы успели придумать план действий. Нас обоих подмывает нагло въехать прямо в ворота и прорубить себе путь во дворец, но мы понимаем, что из этого ничего не получится. Тем более что мы с лошадей валимся от усталости. Собственно, у нас и вообще вряд ли что-то выйдет, но отдохнуть и подготовиться все-таки надо. Поэтому мы сворачиваем к заброшенному охотничьему домику — да, да, тому самому, где все начиналось.
— Пусто, — заглянув внутрь, говорит Чудище. — Похоже, после нас здесь никого и не было.
Это именно то, что нам нужно. Тронув лошадей, мы направляем их к конюшне, и они охотно рысят через двор, понимая, что здесь наконец-то можно и как следует отдохнуть, и попастись.
Несмотря на крайнюю усталость, я почти не сплю. Все кручусь и верчусь под жалобные скрипы веревочной сетки кровати. Я способна думать только о завтрашнем дне и о том, как мы будем выручать моих сестренок. Я гадаю, где их держат и кто их охраняет. Есть некоторая надежда, что девочек разместили в дворцовых покоях, по крайней мере не заточив в подземелье: хрупкое здоровье Луизы уж точно не выдержало бы пребывания в такой сырости и вони. Д'Альбрэ, конечно, наплевать на ее благополучие, но полезный козырь из рук выпускать он вряд ли захочет.
Желание немедленно мчаться на выручку сестрам так велико, что хоть к кровати себя привязывай. Какая мука — в одиночестве коротать эту ночь!
«Но разве ты одна? — шепчет тихий голосок у меня в голове. — Ведь в соседней комнате тебя ждет великая во всех смыслах любовь».
И накатывает внезапное желание буквально утопиться в этой любви, облачиться в нее, сделать ее броней и щитом против сомнений и страха. Не думая, я отшвыриваю одеяло, вскакиваю и выхожу в коридор.
У его двери я все-таки медлю. Решимость готова оставить меня. Что он обо мне подумает? Сочтет вконец испорченной распутницей? Не может быть, ведь он выслушал мою жуткую исповедь — и даже не дрогнул. Знает ли он, насколько я ему благодарна за это?
Я стучу в дверь. Потом открываю ее.
В комнате темно, лишь из окна на постель льется ручеек лунного света. При моем появлении Чудище перво-наперво тянется к мечу, потом замирает, не закончив движения.
— Сибелла?
Тихо притворяю за собой дверь.
— Я говорила тебе, что знала десятки мужчин. Так вот, их было всего пятеро. Трое из них… потому, что пришлось. Еще один, как я надеялась, должен был меня спасти. А к пятому просто иначе было не подобраться для убиения.
Чудище молча наблюдает за моими пальцами, распускающими завязки сорочки.
— Я никогда не ложилась с мужчиной по любви, — тихо произношу я. — Я хотела бы испытать это, прежде чем погибнуть.
— Так ты… любишь меня?
— Да, пентюх ты этакий. Люблю!
У него вырывается вздох.
— Камул всеблагой! Наконец-то!
Не в силах совладать с собой, я смеюсь:
— Ты о чем это?
— О том, что люблю тебя с тех самых пор, как ты облепила меня своими гадостными припарками и велела немедленно поправляться.
— Что, вот так сразу?
— Вот так сразу. По глупости я не догадывался, что влюбился.
— А догадался когда?
Вопрос глупый, я стесняюсь его задавать, но любопытство пересиливает.
Он сосредоточенно отвечает:
— Когда аббатиса объявила, что ты дочь д'Альбрэ.
У меня сам собой открывается рот.
— То есть тогда ты решил, что любишь меня?
Он поднимает обе руки, словно сдаваясь в плен:
— Какое — решил? Я просто понял, что влип по уши и деваться уже некуда. Вот как все неожиданно осложнилось. Я потому так и разозлился тогда. Думал, боги решили как следует надо мной позабавиться.
Он качает головой, словно недоумевая, как в нее такое могло прийти.
Я спрашиваю:
— Так ты ляжешь со мной?
Я пытаюсь произнести это соблазнительным тоном, но получается жалобно.
