перевожу взгляд на травмированного садового гнома, который смотрит на меня, издевательски ухмыляясь, и нажимаю кнопку снятия блокировки дверей.
Уилл садится на пассажирское сиденье и захлопывает дверцу. Он отодвигает сиденье на несколько сантиметров назад, вздыхает и молчит. Думаю, мы оба не знаем, что сказать. Бросив взгляд в его сторону, я замечаю, что он изо всех сил упирается ногами в пол. Поза напряженная, руки скрещены на груди. Он не отрывает глаз от записки, которую оставил мне сегодня утром, – она так и лежит на торпеде. Наверное, он и правда вернулся домой к четырем.
– О чем ты думаешь? – спрашивает он.
– Я совсем запуталась, Уилл, – отвечаю я, подтягивая к себе правую ногу и обнимая ее обеими руками. – Не знаю, что и думать.
– Прости, – со вздохом произносит он и отворачивается к окну, – это я во всем виноват.
– Никто ни в чем не виноват. Человек виноват, если сделал что-то нехорошее намеренно. Уилл, ты же не знал…
– Вот именно, Лейк! – восклицает он, поворачиваясь ко мне. Я едва узнаю его: во взгляде нет ни тени заигрывания. – Вот именно! Я должен был догадаться. Моя профессия подразумевает этичное поведение не только в школьной аудитории, но и во всех остальных областях жизни! Я не понял, потому что был не на работе. Когда ты сказала, что тебе восемнадцать, я почему-то сразу решил, что ты уже учишься в колледже.
Я понимаю, что он злится не на меня, а только на себя самого.
– Мне исполнилось восемнадцать всего две недели назад, – сама не понимая зачем, сообщаю я, но тут же чувствую, что слова звучат так, будто я его в чем-то обвиняю.
Это совершенно лишнее: он и так винит себя во всем, не хватает еще, чтобы я на него злилась. Ведь мы не ожидали такого поворота событий.
– Я прохожу в школе практику, ну, вроде того, – неуклюже пытается объяснить он.
– Вроде того?
– После смерти родителей я стал заниматься с удвоенной силой и набрал достаточно баллов, чтобы закончить на семестр раньше. В школе не хватало персонала, поэтому они предложили мне контракт на год. Мне осталось три месяца практики – испытательного срока, если хочешь, а потом буду работать по контракту до июня будущего года.
Я слушаю и пытаюсь понять, что он говорит, но слышу только: «Мы не можем быть вместе… бла-бла- бла… мы не можем быть вместе…»
– Лейк, мне нужна эта работа, – Он заглядывает мне в глаза. – Я шел к этому три года. У нас нет денег. Родители оставили кучу долгов, да еще за колледж платить… Я не могу уволиться. – Он отводит взгляд, откидывается на сиденье и в отчаянии проводит рукой по волосам.
– Уилл, я все понимаю! Мне бы и в голову не пришло просить тебя поставить под угрозу свою карьеру! Глупо лишаться всего, чего ты достиг, из-за девушки, с который ты знаком всего неделю.
– Я и не думаю, что ты стала бы просить, – отвечает он, не отрывая взгляда от окна. – Просто хочу, чтобы ты понимала ситуацию.
– Я все прекрасно понимаю. Глупо даже думать, что нам имеет смысл идти на такой риск.
– Мы оба прекрасно знаем, что все не так просто, – тихо отвечает он, снова глядя на лежащую на торпеде записку.
От этих слов меня передергивает, ведь в глубине души я знаю, что он прав. Что бы ни происходило между нами, это не просто мимолетное увлечение. Пока я даже представить не могу, как это – жить с разбитым сердцем. Если это хотя бы на один процент больнее, чем мне сейчас, то, пожалуй, я обойдусь как-нибудь и без любви – оно того не стоит!
Я изо всех сил стараюсь сдержать слезы, но все мои жалкие попытки ни к чему не приводят. Уилл привлекает меня к себе. Я утыкаюсь лицом в его рубашку, он обнимает меня крепче и ласково гладит по спине.
– Мне так жаль… если бы я мог что-то изменить. Но я должен поступить правильно… Ради Колдера. –
