ответит класс.
Все молчат. Все, кроме Эдди.
– Некоторые из авторов этих стихов, может, и не хотят знать, сколько баллов получили. Я вот точно не хочу.
– А если тебе все равно, сколько баллов ты получила, то зачем вообще писала? – спрашивает Уилл, подходя к ее парте.
Эдди молчит, обдумывая ответ, а потом произносит:
– Ну, если не считать того, что я хотела получить зачет по вашему предмету автоматом… Наверное, затем, что мне было что сказать.
– Лейкен, будь добра, задай еще раз свой вопрос, – поворачивается ко мне Уилл.
Мой вопрос? Я лихорадочно пытаюсь вспомнить, что спрашивала. Ах, ну да, о смысле?
– В чем смысл этого задания? – неуверенно повторяю я.
Уилл поднимает листок с итоговыми баллами и медленно рвет его ровно посередине. Потом берет распечатки с проставленными баллами и бросает их в мусорное ведро, подходит к доске и начинает что-то писать. Закончив, он делает шаг в сторону.
В классе воцаряется тишина, все молча разглядывают написанную на доске цитату. Уилл выдерживает паузу, а потом продолжает:
– Вас не должно волновать, что другие думают о вашей поэзии. Выходя на сцену, вы делитесь со слушателями частью своей души, а душу в баллах оценить невозможно!
Звенит звонок. Обычно народ уже кинулся бы к двери, но сейчас никто не двигается с места – мы все смотрим на доску, словно загипнотизированные.
– Завтра вы узнаете, почему так важно писать стихи, – говорит Уилл.
На долю секунды, несмотря на весь бардак, который творится у меня в голове, я забываю, что передо мной Уилл, и смотрю на него именно как на своего учителя.
Хави первым встает с места, вскоре его примеру следуют все остальные. Уилл стоит ко мне спиной, и тут Эдди идет к его столу, держа в руке бланк. А я-то уже и забыла, что мы оставлены после уроков! Проходя мимо меня, Эдди подмигивает и идет к его столу.
– Мистер Купер, – преувеличенно вежливо обращается к нему она, – насколько я понимаю, данное распоряжение вступает в силу с последнего урока, то есть примерно с половины четвертого. Мне бы очень хотелось – и, думаю, Лейкен меня поддержит – быть пунктуальной и честно отбыть наше целиком и полностью заслуженное наказание с должным усердием. Не будете ли вы так любезны сообщить, где именно будет приведен в исполнение данный приговор?
– Здесь, – на ходу бросает Уилл, даже не взглянув на нее. – Только вы двое. Три тридцать.
И уходит. Как ни в чем не бывало.
– Ты что с ним сделала? – расхохотавшись, спрашивает Эдди.
– Ну не только я, Эдди, мы обе, – отвечаю я, направляясь следом за ней к двери.
– О господи! – оборачивается она и с ужасом смотрит на меня. – Он знает, что я знаю? И что он собирается предпринять?!
– Вот это мы, видимо, и узнаем в три тридцать, – пожимаю плечами я.
– Что? Красавчик оставил вас после уроков?! – недоверчиво смеется Гевин.
– Да, давно у него бабы не было, – вздыхает Ник.
Эдди так хохочет над его комментарием, что давится молоком, и оно брызгает во все стороны. Я награждаю ее многозначительным взглядом, и она умолкает.
– Да не может быть, чтобы он вас после уроков оставил! – продолжает Гевин. Но вы точно не знаете за что, да? За прогул? Так он вроде что-то вам говорил насчет этого на прошлой неделе и не особо-то сердился…
