прекращала страдания. Боги веннов были своего рода старшими братьями и сёстрами земных людей. Они шли впереди. Показывали пример…
– У нас, – сказал Волкодав, – говорят так: если сам напортачил, на советчиков не пеняй.
Жрица кивнула.
– Вот смотри, – начала она рассуждать. – Маленький мальчик выстроил из песка крепость. Мимо идут двое, в том возрасте, когда только в стремя вступают[28]. Оба хотят себя проявить. Один говорит: а я всё растопчу! Другой утешает малыша и вместе с ним строит крепость лучше растоптанной…
Волкодав молча слушал, ещё не улавливая, в чём суть.
– Потом они чают взрослости и жаждут себя испытать: а на что я осмелюсь? Один ловит слишком доверчивого кота… и обмазывает его горючим маслом для светильников. Другой успевает сдёрнуть с себя кафтан и всю зиму потом колет дрова лекарю, а заодно приобретает верного друга. Что ты скажешь об этом?
– Скажу, – тяжело проговорил Волкодав, – что у первого мать и отец ещё никчёмнее его самого.
– Я не о том. Можно ли сказать, что один выбрал зло, а другой добро?
Волкодав нахмурился:
– Первый, он… Ничего он не выбрал. То есть выбрал… Тот путь, который для него легче. Который оплачивается чужой болью, не своей.
Мать Кендарат остановилась.
– Ты начинаешь понимать, – сказала она. – А я-то уже собиралась продолжить: и вот они подрастают ещё. Один думает, как понравиться девушке, а второй…
– Он не думает, – мрачно проговорил Волкодав. Помолчал и вдруг добавил: – Думать трудно. И больно.
Жрица вздохнула:
– Ну так скажи мне, о чём думал ты? Когда стражу едва не послал на беззащитных людей?
Волкодав открыл рот. И закрыл, так ничего и не ответив.
– А теперь вспомни про меня и бедного Золотко. Между прочим, мне и вставать бы перед ним не пришлось, если бы не ты. Вот так, малыш. Поэтому ты и не знаешь, что сделал. Да не ты даже, а тело твоё. Оно пока сообразительней, чем ты сам, и это скверно. Ты-то думать ещё не скоро научишься… – Кан- Кендарат смотрела вверх, в сторону уже невидимой с тропы площадки возле теснины. – Да я и сама хороша, – вдруг сказала она. – Может, и не надо было мне Золотко успокаивать? Ему ведь жизнь не жизнь, а мука одна. Резвился бы сейчас в счастливых лугах…
Волкодав понял только то, что запутался окончательно.
– Но ты же велела ему потерпеть… Сказала, немного осталось…
Жрица лукаво улыбнулась:
– Я в самом деле говорила такое?..
В Дар-Дзуме дождей по-прежнему не было, но в горах за Шрамом ночь от ночи всё упорнее гремело и полыхало. Люди бережливо тратили воду, запасённую в больших кувшинах, и ждали, когда река наполнит ущелье. Покамест она поднималась в точном соответствии с вычислениями Кермниса Кнера, но аррант всё равно каждый день поднимался на терпеливом осле к верхнему концу водовода. Разматывал измерительный шнур, что-то писал, затирал и снова писал на покрытой воском дощечке…
Там даже поставили стражника, вменив ему в обязанность запалить дымный костёр, как только вода вплотную приблизится к жёлобу.
Однажды утром, когда в предрассветных потёмках Кермнис Кнер выехал из-за скалы, навстречу ему поднялся Волкодав.
– Опять ты! – вырвалось у арранта.
– Здравствуй, господин, – на удивление вежливо отозвался клеймёный варнак. – Прошу тебя, прикажи поставить здесь запорный щит. И пускай Палё… смотрителю щитов велят в случае чего непременно сбрасывать верхний прежде нижнего… господин.
