расстройств и психопатологий, на основании фундаментальных знаний о когнитивных, социальных и культурных процессах, позволяющих во всей полноте оценивать механизмы, с помощью которых нормальное поведение превращается в неадекватное.
Я осознал, с какой легкостью превратился в фигуру системной власти во время СТЭ, и это побудило меня изменить свои методы преподавания. Я стал давать студентам больше свободы и ограничил роль преподавателя профессиональными рекомендациями, отказавшись от социального контроля. В начале курса я стал проводить открытые обсуждения, во время которых все мои студенты собирались в большой аудитории и могли критиковать все, что им не нравилось в моем курсе или выразить свое личное отношение к нему. Позже эти обсуждения превратились в информационные бюллетени онлайн, где студенты могли открыто говорить о позитивных и негативных аспектах курса каждый день в течение всего семестра. Я устранил конкуренцию за высшие баллы среди студентов и перестал оценивать их, сравнивая друг с другом, а вместо этого разработал абсолютные стандарты, предполагавшие четкие критерии. Успеваемость оценивалась с помощью тестов, которые студент заполнял вместе с напарником по курсу, а на некоторых курсах я вообще не ставил оценок[227].
Через год после окончания СТЭ (10 августа 1972 г.) мы с Кристиной Маслач поженились. Церемония прошла в Стэнфордской мемориальной церкви. Здесь же, в день 25-й годовщины нашей свадьбы, в присутствии наших детей, мы повторили нашу брачную клятву. Эта героиня оказывает огромное и самое благотворное влияние на все, что я делаю. В отношениях с ней я обрел кусочек рая и очень рад, что сумел уберечь его от ада той тюрьмы.
Другой результат этого небольшого исследования, длившегося всего неделю, состоял в том, что я стал активным сторонником социальных перемен. Я участвовал в разработке тюремной реформы и пытался делать все возможное, чтобы донести важные выводы СТЭ до самой широкой аудитории. Рассмотрим эту мою деятельность подробнее.
СТЭ изменил мою жизнь во многих сферах, но одна из самых кардинальных перемен произошла после того, как меня пригласили выступить перед подкомитетом палаты представителей США: из ученого- исследователя я внезапно превратился в поборника социальных перемен. На слушаниях подкомитета конгресса о тюремной реформе в октябре 1971 г. я изложил анализ результатов эксперимента и рекомендации относительно реформы. Я однозначно призвал конгресс изменить структуру тюремной системы, улучшить условия содержания заключенных и условия работы персонала исправительных учреждений[228].
Мои аргументы по большей части подтверждали необходимость прекратить «социальный эксперимент» под названием «тюрьмы», потому что, как демонстрируют высокие показатели рецидивизма, этот эксперимент потерпел неудачу. Необходимо искать причину и для этого всесторонне исследовать систему и предложить решения, альтернативные лишению свободы. Нам, кроме того, нужно преодолеть сопротивление тюремным реформам. Мое второе выступление перед подкомитетом конгресса, посвященное колониям для несовершеннолетних преступников (в сентябре 1973 г.), еще больше укрепило мою активную социальную позицию. Я предложил 19 отдельных рекомендаций для улучшения содержания несовершеннолетних преступников[229]. И я был очень рад, когда вскоре был принят новый федеральный закон, в котором были учтены некоторые из моих рекомендаций. Сенатор Бирч Бей, который возглавлял эту программу, помог внести в закон правило о том, что для предотвращения злоупотреблений по отношению к подросткам, находящимся в заключении до начала судебного процесса, в федеральных тюрьмах они не должны содержаться вместе со взрослыми. СТЭ был как раз посвящен злоупотреблениям по отношению к молодым людям, находящимся в предварительном заключении. (Конечно, мы нарушили обычные процедуры — в нашей тюрьме проходили слушания комиссии по условно-досрочному освобождению, которые на самом деле происходят только после того, как подозреваемый признан виновным и приговорен к тому или иному сроку лишения свободы.)
