впечатлен, что я уделяю ему так много времени, и доволен списком. Затем он спрашивает: «Чем я могу вам помочь?»
Я отвечаю: «Все, о чем бы я хотел вас попросить — поговорить со всеми нашими студентами — участниками эксперимента, если вы располагаете временем, а потом на основании их рассказов и ваших собственных впечатлений дать мне честную оценку того, насколько реалистичной кажется вам наша мнимая тюрьма».
«Конечно, буду рад помочь. Я использую весь свой опыт общения с заключенными, я ведь несколько лет работал в Вашингтоне, округ Колумбия, в исправительном учреждении, куда меня назначили», — говорит отец Макдермот.
«Прекрасно. Я очень ценю вашу помощь».
Теперь приходит мой черед сменить роль: «Начальник тюрьмы объявил, что заключенные, которые хотят поговорить со священником, могут зарегистрироваться, чтобы получить эту привилегию. Некоторые действительно хотят поговорить с вами, а некоторые хотят попросить, чтобы в выходные вы провели здесь службу. Только один заключенный, № 819, заболел и хочет поспать, так что он не сможет с вами встретиться».
«Хорошо, пойдемте, это должно быть интересно», — говорит отец Макдермот.
Начальник тюрьмы поставил два стула у стены между второй и третьей камерами — для священника и заключенного, который будет с ним беседовать. Я приношу еще один стул для себя. Я хочу сидеть рядом со священником. Джаффе стоит рядом. С очень серьезным видом он лично сопровождает каждого заключенного из камеры для беседы. Джаффе, очевидно, наслаждается вымышленной реальностью происходящего: настоящий священник играет роль пастора для мнимых заключенных. Он полностью поглощен ситуацией. Меня же больше беспокоят вероятные жалобы заключенных и то, как поступит «настоящий священник», когда их услышит. Я прошу Джаффе попросить Керта Бэнкса снять всю сцену на видео с максимально близкого расстояния, но низкое качество нашей видеокамеры не позволяет сделать такой крупный план, как мне бы хотелось.
Почти все разговоры проходят по одной и той же схеме.
Священник представляется:
«Я — отец Макдермот, сын мой, а вас как зовут?»
Заключенный отвечает: «Я — заключенный № 5486, сэр», или «Я — № 7258, отец». Лишь немногие называют свои настоящие имена; почти все произносят только номера. Что любопытно, священник никак на это не реагирует; я очень удивлен. Очевидно, роли заключенных начинают поглощать наших испытуемых.
«В чем вас обвиняют?»
Заключенные отвечают: «кража», «вооруженное ограбление», «кража со взломом» или «статья № 459». Некоторые добавляют: «Но я невиновен» или «Меня обвиняют в… но я не делал этого, сэр».
Затем священник говорит: «Рад видеть вас, молодой человек» или произносит имя заключенного. Он спрашивает каждого, где он живет, о его семье, о посетителях.
«Почему у вас на ногах цепь?» — спрашивает отец Макдермот одного заключенного.
«Думаю, она должна мешать нам свободно передвигаться», — отвечает тот.
Некоторых он спрашивает о том, как с ними обращаются, как они себя чувствуют, есть ли у них какие-то жалобы, может ли он чем-то помочь. Затем наш пастор превосходит все мои ожидания и начинает спрашивать о юридических аспектах заключения.
«Кто-нибудь пишет вам?» — спрашивает он заключенных. А № 4325 он задает серьезный вопрос: «Что думает ваш адвокат о вашем деле?»
Ради разнообразия он иногда спрашивает: «Вы сказали своей семье, в чем вас обвиняют?» или «Вы уже встречались с государственным адвокатом?».
Внезапно мы оказываемся в «Сумеречной зоне»[92]. Отец Макдермот окончательно вошел в роль тюремного капеллана. Очевидно, наша мнимая тюрьма выглядит весьма реалистично, и священник поддался этой иллюзии — точно так же, как заключенные, охранники и я
