— Кем?
Матвей фыркнул, как фыркает лошадь, когда ей в ноздрю лезет муха.
— Почему солнце светит? Почему мир плоский? Кто создал Стеклянную площадь? Не приставай. Таково фундаментальное свойство мира, понял? Отсюда и схожесть бреда новоприбывших. Это тоже фундаментальное свойство. Нет, я пока не утверждаю, что так оно и есть, но в качестве рабочей гипотезы, по-моему, годится. И лично мне кажется, что это продуктивная гипотеза. Есть возражения?
— Чем же она продуктивная? — кисло поинтересовался Макс.
Матвей даже руками всплеснул.
— Что, не понимаешь? Само собой, вопросы типа «что было до начала времен», «в чем смысл жизни» и «где кончается мир, если он бесконечен» так и останутся вопросами, и ничего тут не поделаешь. Но гляди! Естественно, субъект, испытавший радикальное перерождение, ничего из своей прошлой жизни не помнит. Где его дом — не ведает, близких не узнает, может и в другой город уехать и уже там будет нести свой бред… Пройдет время — и образумится, начнет новую жизнь. Вот, скажем, ты — сколько времени себя помнишь?
— М-м… года три примерно. А кто себя помнит дольше?
— А твои записи?
— Были. Марта нашла и сожгла, я же тебе говорил…
— Ладно, допустим, три года. У меня примерно столько же. И вот я тебя спрашиваю: не был ли ты три года назад новоприбывшим? Или я? Э, ты успокойся, я же чисто гипотетически говорю…
Макс усовестился и отступил на шаг.
— Знаешь, за некоторые гипотезы…
— Ладно, не будем о себе. Но другие? Ты гляди. Если мы начнем изучать новоприбывших и применим статические методы… Что? Ну я же и говорю: статистические. Подумаешь, оговорился! Короче, статистические методы могут нам дать хотя бы продолжительность суперцикла. И даже сам факт его открытия будет иметь мировое значение!
Макс почесал в голове, похмыкал. Матвей давно мечтал докопаться до чего-то имеющего мировое значение и даже не очень скрывал это. Запросы самого Макса были скромнее: хотя бы иногда нагружать мозги работой, выходящей за рамки служебных обязанностей и быта. Пусть не каждый день, но уж раза два в неделю — обязательно. Иначе не вынести такого бытия. Хотя если расстаться с Мартой, то, наверное, можно будет обойтись и без завиральных теорий Матвея… но что тогда останется в жизни?
Впрочем, расстаться с Мартой придется так и так… Жаль, конечно, причинять ей боль, но тут уж ничего не поделаешь. Или расстаться, или петельку намылить — а много ли толку от петельки? Ничего, поплачет, позлится, переживет несколько циклов, успокоится — и найдет себе другого мужа, положительного и домовитого…
«Марта, Марта, надо ль плакать?» — вдруг всплыла откуда-то фраза, но откуда, чья и по какому поводу сказанная — загадка. Из тех загадок, что не разгадываются.
— Прошу меня извинить, — раздалось вдруг над ухом, и Макс, вздрогнув, обернулся. Позади стоял тот самый тип, что глазел на него битый час.
— Прошу не счесть мое любопытство праздным, но я нечаянно услышал кое-что из вашей занимательной беседы, и ее тема показалась мне в высшей степени интересной. — У незнакомца был легкий акцент. — Кажется, вы говорили о новоприбывших?
— Какое тебе дело, о чем мы тут говорили? — окрысился Матвей. Статус пролетария давал ему преимущество — возможность хамить кому угодно, кроме прямого начальства.
Против ожидания неизвестный не стушевался.
— Вовсе незачем грубить, — мягко произнес он. — Мне до этого прямое дело. Я новоприбывший. Вы ведь хотели изучать их, я не ошибся? А если так, то почему бы вам не начать с меня? Я готов ответить на все ваши вопросы.
— На все? — заинтересовался Макс.
— Кроме самых интимных, разумеется, — засмеялся незнакомец. — Кстати, меня зовут Федор. Или
