ведь рассказали, что такое индейская казнь. Бедный мой мальчик… Он умирал несколько дней.
Серена действительно не плакала. Она запрокинула голову и уставилась на солнце. Глаза ее остались сухими.
Я приподняла бокал.
— Да, — согласилась Серена, — давайте выпьем.
Я развернула с чипа фотографию, где она на вечеринке болтала с Салливаном.
— Что скажете?
Серена сказала, ага. Она очень быстро наговорила такого, что считать ее кисейной барышней после этого мог бы только глухой и слепой. Она разъярилась и зашипела, как кошка. Потом допила бокал и заявила:
— Вы обратились к тому, кто вам нужен, дорогая Делла. Как я ненавижу этого мерзавца!
— Ваш муж дал понять, что знает Салливана большей частью понаслышке.
— Ну еще бы он вам правду сказал! Делла, не обольщайтесь. Мой муж — тот еще крокодил. Уж я-то знаю. Он ловко прикидывается белым и пушистым, мол, акулы тоже любят ласку. Только у него за плечами и помимо нашумевшей кражи у моих родителей кое-что есть. Он даже в молодежной банде одно время состоял. А вы думаете, каким образом он нашел покупателя на краденый антик?.. Салливан нас достал. Он шантажировал то меня, то Кена, то нас обоих сразу. А Кен не скажет, нет. До сих пор боится, что тот суицид на самом деле заказное убийство. И заказала его я.
— И как же на самом деле?
— Суицид, конечно. Другой вопрос, что условия для суицида я создать постаралась. А что, поспешила? Это отребье вам нужно? Какая досада!
Я не удержалась и хихикнула.
— Ха, — Серена меня поддержала. — Идиот он был. Нет, ну понятно, что у людей вроде нас с Кеном темных пятен в биографии полно. А учитывая, сколько лет нам было, когда мы делали всякие глупости, следов еще больше, чем пятен. Потом мы обзавелись приличными знакомствами, дорогими друзьями — в общем, всем, что так радует шантажиста. Только он одного не понял: бесполезно пугать человека, который сам себе яйца без наркоза отрезал. Таких бояться надо, а не пугать.
Я улыбалась и ждала подробного рассказа. Серена пополнила свой бокал, упрекнула меня, мол, мало пью, давай-давай, не отставай, подобрала под себя ноги.
— Салливан из хорошей семьи. Иначе полковника ему не видать бы как своих ушей. Но на Тошики его сослали. И все понимали, что Салливан оттуда не вернется. Даже на пенсии. Потому что жизнь на Земле дорогая, а заработать денег ему не дадут. В округах типа третьего или четвертого воровали все. Но по- разному. В серьезные схемы абы кого не впишут. Салливана не вписывали. И в развоз контрабанды — еще одно выгоднейшее дело, причем, в отличие от казнокрадства, уважаемое, — тоже не брали. Салливану приходилось крутиться как белке в колесе, чтобы чем-то разжиться.
— Почему его не брали в долю, не знаете?
— Потому что слухи впереди человека летят. Оушен командует округом недавно, лет пять. До него был очень умный и очень осторожный человек, генерал Трэйвери. Кстати, можете разыскать его, он, кажется, еще не умер. Он запросто может знать такое, что осталось за кадром даже для Оушена, который, конечно, всегда врет, будто чего-то не знает. Вот увидите сами: про вашего брата Оушен пришлет полный отчет максимум через час. Сами понимаете, собрать информацию с нуля за такое время нельзя. И то — этот час ему понадобится, чтобы как-то обелить себя, не более того… Так на чем я закончила? Да, Трэйвери. Ему достаточно было, что Салливана сослала его же семья. «Эстер» тогда была ну настолько задрипанной базой, что хуже и придумать нельзя. Отлично, сказал Трэйвери и назначил Салливана комендантом. Если бы не мятежи в секторе, «Эстер» осталась бы сонным царством навечно. Но начались мятежи, базу резко укрупнили. А Салливан, даром что старожил и комендант, все равно ни в чем не участвовал. Насчет него Трэйвери отдал неофициальный приказ: неприкасаемый. С ним и не общался толком никто. Потом туда же угодил Уолт Тэтчер. Уолта мы не ссылали, мы его пристроили. Из жалости. Хоть куда-нибудь. И образовалась сладкая парочка — Уолт да Салливан. Уолта, кстати, со скрипом, но принимали в местном
