– Так… что ты собираешься делать? – спросил я, приложив все усилия, чтобы не запинаться.
Он пожал плечами:
– Я сообщил матери, что поеду сухим путем, и набросал примерный маршрут. Потом отослал письмо с простым курьером, снабдив печать лишь обычными сигилами конфиденциальности.
Я присвистнул с показным легкомыслием.
– Этак с ним во дворце ознакомится всякий высокородный, – сказал я и нахмурился. – А ведь есть еще и те убийцы с масками. Боги благие, Дека, если кто-либо из родни желает твоей смерти, ты сам дал им в руки карту лучших мест для засады!
– Именно так и случится, особенно если мать выделит мне для сопровождения урезанную охрану. – Дека снова пожал плечами. – Ей, как главе семьи, положено хотя бы делать вид, будто она всячески оберегает Главную Семью, прямых наследников Основательницы. Если она не будет этого делать, то грош ей цена как правительнице. Так что, скорее всего, она пришлет для моей охраны целый легион. Вот и получается, что быстрее чем за два месяца мне не добраться.
– Ты сам вырыл себе яму. Бедный Дека!
Он улыбнулся, и я расплылся в ответ. Тем не менее внутренне мне было не до веселья.
– Но что, если нападение все-таки произойдет? Наемные убийцы, неважно, кто их подошлет? Или легион вражеских солдат?
– Справлюсь.
Самоуверенность. Глупая самоуверенность.
– Ты должен бояться, Дека. И неважно, каким могущественным ты стал. Я видел последствия магии тех масок. К такому никакая «Литария» не сможет подготовить.
– Я видел записи Шевира, да и «Литария» очень плотно занималась расследованием этих магических нападений. Маски близки и к искусству писцов, и к божественному языку: они всего лишь символическое отображение понятия. Стоит с этим разобраться, и разработка защитного средства не составит труда. – Он пожал плечами. – Кстати, изготовители масок понятия не имеют о новой форме магии, которую я разработал. И никто не имеет, кроме меня. Только ты теперь о ней знаешь.
– Ну… словом…
Я не знал, что еще сказать, и умолк.
Дека вдруг улыбнулся.
– А мне это нравится, – сказал он, кивая в мою сторону. – Ты теперь другой, и не только физически. Перестал быть этаким мелким паршивцем. Ты теперь…
Он помолчал, подыскивая слово.
– Бессердечный ублюдок? – с улыбкой подсказал я. – Мерзкая задница?
– Усталый, – проговорил он, и я перестал улыбаться. – Неуверенный в себе. Тот прежний мальчишка в тебе никуда не делся, но почти погребен под всякой всячиной. И заметнее всего – страх.
Каким-то образом эти слова жалили, и пребольно. Я смотрел на него и пытался угадать почему.
Его лицо смягчилось, как бы прося прощения за сказанное.
– Тебе, наверно, туго пришлось. Ты – само воплощение жизни, а тут впереди смерть.
Я отвернулся:
– Если смертные это выдерживают, значит и я выдержу.
– Не все смертные выдерживают, Сиэй. Ты никогда еще в хлам не напивался, не впутывался в опасные ситуации, не подставлял голову еще сотней разных способов. Если учесть, что смерть для тебя – совсем новое переживание, ты держишься на удивление хорошо.
Он подался вперед, уперся локтями в колени и пристально заглянул мне в глаза.
– Но важнейшая перемена в тебе – ты перестал быть счастливым. Одиноким ты был всегда: я и ребенком это понимал. Но в те времена одиночество не могло тебя разрушить. А как с этим сейчас?
Я отшатнулся, а мои мысли сперва потрясенно замерли, потом оскорбленно взвились, но силенок не хватило, и они так и остались болтаться где-то посередине. Я уже собрался что-то соврать, но передумал. Оставалось только молчать.
