океанским простором. Теперь дворец будет отделять от берега всего-то несчастная миля воды; при желании вплавь можно добраться. Вот, стало быть, чем кончился замысел Ремат по уединению Арамери. Те из них, что уцелели, станут теперь куда доступнее прежнего – и намного ближе к земле.
А потом Мы прекратили существовать. Остались только Дека, Шахар и я. Мы смотрели друг на друга, и могущество постепенно покидало нас. Потом мы одновременно рухнули, и благословенное ничто приняло нас.
21
Мир изменился. Все изменилось.
Дека и Шахар очнулись на следующий день. Я же по причинам, о которых остается лишь догадываться, проспал целую неделю. Меня водворили в Декины покои и заново познакомили со старой подружкой – трубочкой для кормления. Как и следовало ожидать, я опять состарился. Не очень сильно на этот раз, всего лет на десять. Теперь мне было лет шестьдесят с небольшим. Точнее угадывать не имело смысла. В этом возрасте несколько лет туда-сюда большой разницы не составляют.
За ту неделю, что я провалялся во сне, война кончилась. На следующий день после падения Неба Узейн прислала сообщение в Эхо. Речь шла не о сдаче; просто в свете происшедшей трагедии они с союзниками желали предложить перемирие. Между строк легко читалось: она и ее единомышленники стремились уничтожить Арамери и их солдат, а может, и кого-то еще, когда человечество возобновит бесконечные междоусобные войны. Однако никто, даже закаленные воительницы Дарра, не оказался готов к зрелищу обрушенного Древа, вдребезги разнесенного города и той исковерканной пустыни, в которую превратился центральный Сенм. Как мне впоследствии рассказали, свирепые северянки приняли участие в спасательных работах и их помощь приняли с благодарностью, хотя именно они, пускай неумышленно, вызвали катастрофу. В те жуткие первые дни всякая помощь была кстати.
Городские богорожденные тоже неустанно трудились. Они и так многих спасли, переместив из города после первых же взрывов. А потом и еще многих, сумев уменьшить разрушения. Когда Древо падало, его корни почти вырвались из земли. Если бы пень выворотило, спасать оказалось бы уже некого – город превратился бы в огромную братскую могилу. Но их стараниями этого не произошло, а потом богорожденные трудились без устали. Они отправлялись на развалины, вынюхивая признаки угасающей жизни, укрепляли готовые рухнуть дома, обучали писцов и костоправов, передавая им магию, которая в последующие дни спасла немалое количество жизней. На помощь к городским подоспели боженята со всех концов земли и даже кое-кто из державы богов…
Невзирая на все усилия по спасению, из прежнего населения Неба-в-Тени уцелело всего несколько тысяч.
Что касается Шахар, то ее первое распоряжение в качестве нового главы семьи стало одновременно и глупым и блистательным: она велела открыть двери Эха для выживших. Гнев ложился костьми, оспаривая это решение, и в итоге добился, чтобы Шахар и порученных его заботам высокородных поместили в центральной части дворца – в Завитке и сопредельных строениях, где их могли охранять стражники Гнева и немногочисленные солдаты, прибывшие вместе с выжившими горожанами. Остальная часть Эха была отдана в распоряжение израненных и павших духом смертных, многие из которых еще были покрыты пылью и кровью. Они спали на чем придется и поглощали еду, появлявшуюся, когда ее желали. Слабое утешение в подобном горе, но, как говорится, чем богаты…
Затем Шахар срочно созвала внеочередное заседание Благородного Собрания и без обиняков попросила о помощи. Она сказала, что жители Тени смогут заново отстроить город, если им дадут время залечить раны и доставят необходимую подмогу. Но подмогу не только в виде провизии и припасов. Им потребуется то, что Арамери предоставить не в силах, – мир. И Шахар обратилась к собравшимся вельможам с просьбой отложить разногласия, отложить претензии к Арамери и вспомнить наилучшие принципы эры Светозарного. Говорят, то была потрясающей силы речь. И наилучшее тому доказательство – к ней прислушались. В течение первой же недели начали прибывать груженые караваны, а с ними многочисленные добровольцы, вызвавшиеся помочь. Ни о каком восстании больше не было и речи. Перемирие, понятно, было временным, но и на том спасибо.
