– Есть и третий вариант. Твои дела непростительны, однако твое убийство все же имеет смысл.
– Интересно! – Хотя речь шла обо мне, я улыбнулся этой головоломке. – И что же это за вариант?
Он ответил:
– Я не просто хочу возмездия. Я его требую, воплощаю, живу им и дышу!
Я моргнул. Шутки в сторону. Если месть являлась его природой, дело приобретало совсем другой оборот. Но я не припоминал родича, числившегося богом мщения.
– Так что я все-таки сделал, чтобы заработать твой гнев? – спросил я, начиная по-настоящему беспокоиться. – И почему ты вообще сомневаешься и спрашиваешь о чем-то? Ты должен лишь следовать своей природе.
– Что, предлагаешь умереть ради меня?
– Нет, демоны тебя забери! Если попытаешься меня убить, я в отместку сделаю то же, потому что в моей природе нет самоубийства. Но я хотя бы понять хочу!
Он вздохнул и переступил с ноги на ногу, и это движение заставило меня посмотреть в зеркало у нас под ногами. Впрочем, без особого толку. Угол отражения был таков, что я видел лишь его ноги и локоть. Только-то и узнал, что он тоже стоял, сунув руки в карманы.
– То, что ты сделал, прощению не подлежит, – сказал он. – И тем не менее я должен это простить, потому что ты действовал по незнанию.
Я нахмурился, окончательно перестав что-либо понимать:
– Каким боком тут мои знания? Вред, нанесенный по незнанию, все равно остается вредом!
– Верно. Но если бы ты знал, что к чему, Сиэй, я сомневаюсь, что ты бы это сделал.
Он назвал меня по имени, и я окончательно смешался, потому что его тон изменился. Холодная броня на миг треснула, и под ней мне померещилось нечто весьма странное. Печаль? Сожаление? Некий намек на приязнь? Но этот бог был мне незнаком. Вот единственное, в чем я был уверен.
– Не имеет значения, – сказал я наконец, поворачивая голову, насколько это было возможно. В какой-то момент шея просто отказалась мне повиноваться; это было все равно что поворачивать голову с двумя подушками по сторонам. Подушками же была чья-то вещественно-плотная, непреклонная воля. Я попробовал успокоиться. – Решения нельзя принимать, исходя лишь из предположений. Не имеет значения, что мне захотелось бы сделать. Тебе известно лишь то, что я реально совершил. – Я многозначительно помолчал. – Может, подскажешь, что именно?
Сейчас я был совершенно не настроен в игры играть. А вот мой собеседник, к сожалению, был.
– Ты предпочел служить своей природе, – сказал он, пропустив мой намек мимо ушей. – Почему?
Как я хотел хоть одним глазком на него посмотреть! Вот уж действительно, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.
– Почему? Ты еще спрашиваешь почему? Ты что, шутишь?
– Ты – старейший из нас. А должен притворяться самым младшим.
– Я никем не притворяюсь. Я таков, каким должен быть, и у меня это отлично получается.
– Значит, мы слабей смертных. – Он проговорил это тихо и почти грустно. – Мы – рабы предначертанного, и нет нам освобождения.
– Заткнись! – рявкнул я. – Ты понятия не имеешь о рабстве, если так о нем судишь!
– А что? Не иметь выбора…
– У тебя есть выбор!
Я поднял взгляд к изменчивой тверди над нашими головами. День и ночь сменялись далеко не в равномерном ритме. Это лишь смертным кажется, будто небо – надежная и предсказуемая стихия. Мы, боги, знаем лучше; нам приходилось жить с Нахадотом и Итемпасом.
– Ты можешь принять себя самое, овладеть своей природой и преобразовать ее так, как тебе захочется, – продолжил я. – То обстоятельство, что ты родился богом возмездия, совершенно не означает, что ты обязан вечно пребывать в угрюмой задумчивости и бурчать себе под нос, подсчитывая, с кого и что тебе причитается! Ты волен выбирать, каким образом твоя природа станет формировать тебя! Слейся с ней и обрети в ней силу! Или начинай бороться с собой, чтобы так и остаться… недоделком.
