нависая над ней.
Ее улыбка увяла.
— Серьезно, Коннор, ты просишь слишком многого. Старейшие накажут меня, если я буду лезть в их дела.
— Я не дам тебя в обиду.
— Никто не может быть защищен от Старейших.
— Испытай меня.
Увидев ее упрямо выставленную челюсть, Коннор, мысленно выругавшись, сменил тактику.
— Да я просто хотел, чтобы ты поговорила с Уэджером, — принялся он умасливать ее. — Узнала, какие у них приказы. Какие методы он использует. С каким сопротивлением сталкивается.
— И чем, скажи на милость, я объясню свое желание все это узнать?
Вместо ответа, он стал осыпать ее похотливыми поцелуями, за которыми надеялся скрыть свое отчаяние.
— Поверь мне, Моргана, ты не пожалеешь.
— Тебе придется немало постараться.
Когда он коснулся грудью ее груди, она резко втянула воздух, помедлила и заключила его в объятия.
— У меня найдется чем тебя порадовать.
Пристроив бедра, он умело ввел член в ее тесное влажное влагалище и тут же вывел.
— Это тебе задаток.
Она негромко зарычала, и сердце его забилось чаще, отчасти от возбуждения, отчасти от беспокойства.
— Ты шантажист, — посетовала она.
Так оно и было, но Коннор сделал бы что угодно, лишь бы помочь Эйдану. Он просто не мог бросить своего командира и лучшего друга на произвол судьбы во внешнем мире.
Когда Эйдан водил пальцем по строкам недавно расшифрованного текста из украшенной драгоценными камнями книги, на него нахлынули воспоминания. Ему как-то довелось побывать в Стоунхендже. То была фантазия его Спящей — безумный секс под звездами посреди каменного круга. Тогда это сооружение было целым и не носило разрушительных следов времени.
Теперь та женщина и все, что он с ней проделывал, казались отдаленными, смутными и ничего не значащими воспоминаниями. Впрочем, с того момента, как он впервые скользнул в сознание Лиссы, все связанное с другими женщинами потеряло для него какое-либо значение и почти исчезло из памяти. Он никогда не думал, что подобная амнезия вообще возможна, и предполагал, что переход из Сумерек каким-то образом повлиял на его мозг. Однако все остальные вехи его бессмертного существования в памяти уцелели: расплывчатыми воспоминания становились лишь тогда, когда дело касалось его сексуального прошлого и когда дело не касалось Лиссы. Любая мысль о ней горячила его кровь и ускоряла сердцебиение.
Рука его сжалась в кулак, в груди зародился рык. Он чувствовал себя скверно. Они расстались почти два часа назад, и он уже потихоньку начинал звереть. Поначалу ему удавалось сосредоточиться на старинном тексте, но надолго этого не хватило. Поскольку, несмотря на то что ему удалось расшифровать фрагмент, это практически ничего ему не дало в познавательном плане. Конечно, петроглифы Стоунхенджа и их астрономическое значение увлекали бы куда больше, если бы Лисса была с ним рядом, в безопасности, и верила в него. Но дело обстояло не так, и он боялся, что теряет ее. Он, мужчина, никогда не боявшийся ничего.
Усилием воли Эйдан заставил себя вернуться к книге. Он крайне нуждался в дополнительной информации, но поездка в Англию означала, что он подвергнет Лиссу опасности, сделает ее уязвимой, а
