мысли возникают, потому я волнуюсь за тебя. И хочу, чтобы ты это знал. — Взгляд Джулии стал серьезным. — Мне жаль Полину, но я понимаю, зачем она без конца напоминает тебе о прошлом. Ей хочется удержать тебя в своей жизни. Я даже подозреваю, что она нарочно попадает в разные ситуации, чтобы ты вызволял ее оттуда. И еще я думаю: ей пора с кем-нибудь познакомиться. Найти себе мужчину, которого она сможет полюбить.
— Вполне с тобой согласен, — сухо ответил Габриель.
— А что, если счастье закрыто от нее до тех пор, пока она тебя не отпустит? Ты ее отпустил и нашел меня. С твоей стороны это было милосердием. Ты ее отпустил, чтобы она смогла найти свое счастье.
Габриель мрачно кивнул и поцеловал Джулию в лоб, отказавшись продолжать разговор на эту тему.
Их дальнейшее пребывание во Флоренции было вполне счастливым и чем-то напоминало медовый месяц. Днем они посещали церкви и музеи. Вернувшись в отель и изголодавшись друг по другу, они занимались любовью: иногда неторопливо, а иногда жарко и неистово. Каждый вечер Габриель выбирал для обеда новый ресторан. На обратном пути они останавливались на каком-нибудь мосту и, словно подростки, принимались целоваться и обниматься, забывая о холодном вечернем воздухе.
В их последний флорентийский вечер Габриель повел ее в свой любимый ресторан «Кафе Кончерто», находившийся на берегу Арно. Несколько часов они наслаждались обедом, состоявшим из разных блюд, и неспешно беседовали об их итальянских каникулах и стремительно развивающихся сексуальных отношениях. Оба признавались: минувшая неделя была своеобразным пробуждением. Для Джулии — пробуждением мистерии эроса, а для Габриеля — пробуждением мистерий четырех видов любви, тесно переплетенных между собой.
В ходе разговора Габриель раскрыл Джулии свой сюрприз. Оказалось, что вторую неделю своих каникул они проведут на арендованной им вилле в Умбрии. Он обещал свозить ее в Венецию и Рим, но не сейчас. Возможно, летом, когда они снова приедут в Италию, предварительно побывав в Оксфорде.
После обеда Габриель в последний раз повел Джулию к Флорентийскому собору.
— Мне необходимо тебя поцеловать, — прошептал он, крепко прижимая ее к себе.
Джулия уже собиралась ему ответить, сказав, что их номер в отеле — более подходящее место для поклонения ее телу, но ее опередили.
— Прекрасная госпожа! Подайте немного денег старику… — Голос, просивший по-итальянски, действительно был старческим. Он доносился с нижних ступеней храма.
Джулия глянула вбок, желая увидеть просившего. А тот продолжал, говоря, что совсем проголодался и деньги нужны ему на еду.
Габриель успел схватить ее за руку, не позволив подойти к нищему.
— Идем отсюда, любовь моя.
— Но он голоден, а на улице холодно.
— Не волнуйся, долго он здесь не просидит. Его подберет ближайший полицейский патруль. Они стараются, чтобы в центре города не было попрошаек.
— Люди вольны приходить и сидеть на ступенях церкви. Это их убежище…
— Средневековых понятий об убежище, которое можно найти в церкви, давно не существует. Правительства западных стран отменили это право, и первой его отменила Англия. В семнадцатом веке, — угрюмо сообщил Габриель, видя, что Джулия достала из сумочки купюру в двадцать евро. — Так много? — все тем же угрюмым тоном спросил он.
— Это все, что у меня есть. Посмотри, Габриель. — Кивком она показала на костыли нищего.
— Хитрая уловка, — парировал Габриель.
Взгляд Джулии свидетельствовал, что она очень расстроена таким поведением своего любимого.
— Я знаю, каково быть голодной.
Джулия шагнула к нищему старику, но Габриель схватил ее за руку:
— Он ухлопает все твои деньги на выпивку или наркотики. Этим ты ему не поможешь.
— Даже наркоман заслуживает немного милосердия.
