близлежащих графствах. В попытках обогнать быстро распространяющийся недуг королевский двор переезжал чуть ли не каждый день. Из Уолтэма мы перебрались в Хансдон, что в шести милях от Хертфорда. В этой резиденции мы чувствовали себя как дома, поскольку здесь часто и подолгу обитал весь двор принцессы Марии. Знакомый дом красного кирпича давал нам иллюзию защиты, но мы знали, что даже за его стенами нам грозит опасность.
В первый же день нашего пребывания в Хансдоне я отправилась на конюшню. Для меня всегда было огромным удовольствием лишний раз взглянуть на лошадей, вне зависимости от того, кому они принадлежали. Когда я возвращалась в главное здание, во двор въехал гонец, одетый в цвета лорда Ромфорда. Я все еще вспоминала о ладной грациозной лошадке, доверчиво подбиравшей нежными губами куски морковки с моей ладони, когда что-то в облике посланца заставило меня обратить на него более пристальное внимание. На его лице смешались скорбь и страх — нетрудно было догадаться, что он принес дурные вести.
«Ну, для кого дурные, а для кого — и вполне благоприятные…» — подумалось мне. Если окажется, что мисс Анна Болейн, дочь лорда Ромфорда, слегла с потницей, многие среди приближенных королевы и принцессы встретят эту новость с ликованием.
Чтобы выяснить, что же все-таки случилось, я последовала за спешившимся всадником. Никто не обратил на меня внимания — всего лишь очередная девушка в темном, торопящаяся с каким-то поручением. К тому времени, когда гонец достиг приемной зала короля, я отставала от него всего на несколько шагов. Мне удалось войти в зал вслед за ним как раз вовремя для того, чтобы услышать, как король потребовал у гонца полного отчета о том, что происходит в замке Хивер — родовом гнезде Болейнов в Кенте. Там, как я и предположила, укрылась Анна, после того как король оставил ее в Гринвиче.
— Лорд Рочфорд заболел, — объявил посланец, — а также его младшая дочь, мисс Анна Болейн.
Вся кровь отлила от обычно румяных щек короля. Он повернулся к одному из своих приближенных и распорядился немедленно привести доктора Баттса. Я замерла в темном уголке, перебирая четки, подаренные мне принцессой. Хорошо ли молить Господа о чьей-нибудь кончине? Я знала, что это великий грех, но уста мои против воли шептали страшные слова.
Когда доктор Баттс вошел в зал, король велел ему скакать в Хивер.
— Спасите ее, — приказал он.
— Я сделаю все, что в моих силах, — обещал лекарь.
В течение нескольких следующих дней все джентльмены, прислуживавшие королю в его покоях, кроме одного, заразились смертельной болезнью. Его величество переезжал из одного поместья в другое, оставляя в каждом из них заболевших. Мы не ночевали дважды в одном месте до тех пор, пока не добрались до Титтенхэнгера рядом с Сент-Олбансом. Этот замок, как и многие другие дома и угодья в королевстве, принадлежал кардиналу Вулси.
Король распорядился, чтобы к нашему прибытию весь дом был очищен от заразы: сперва в каждой комнате развели камины, а затем все полы и стену вымыли с уксусом. В качестве еще одной меры предосторожности каждый придворный и каждый слуга должен был носить с собой кипу салфеток, намоченных в настойке, приготовленной из крошек черного хлеба, уксуса, полыни и розовой воды.
— По крайней мере, пахнет получше, чем от лука с чесноком, — пробормотала я, поднося салфетку к носу.
Всем нам велели нюхать эти мокрые салфетки, словно то были шарики с душистыми травами. Однажды я неосторожно приложила салфетку к лицу — и тотчас с громким криком бросила ее на пол! Кожа моя горела, а из глаз потекли слезы. Смесь, которой была пропитана салфетка, оказалась чересчур едкой. Как тут было не вспомнить слова Марии о том, что некоторые лекарства не менее опасны, чем те болезни, которые они призваны излечить.
В Титтенхэнгере король, королева и принцесса каждое утро ходили к мессе и исповедовались. Я последовала их примеру и даже покаялась в грехе возжелания смерти ближней своей, то бишь Анне Болейн. Правда, священник из-за распространяющегося поветрия был очень занят, слушал меня вполуха и не наложил на меня строгую епитимью[82]. Всю следующую неделю я
