суд.
— А кто вообще этот художник? — спрашивает Кристен, поставив миску с салатом на стол. — Ты любишь оливки?
— Очевидно, его зовут Эдуард Лефевр. Но картина не подписана. И да. Спасибо.
— Я собиралась тебе сказать… после нашего последнего разговора… — Кристен строго смотрит на дочь и выпроваживает ее за дверь: — Иди, Тасмин. Мамочке тоже надо отдохнуть. — И замолкает, пока Тасмин не выходит из комнаты, по дороге успев бросить на мать сердитый взгляд. — Это Родж, — продолжает Кристен.
— Кто?
— У меня для тебя плохие новости. — Морщась, точно от боли, Кристен облокачивается на стол. Потом театрально вздыхает и говорит: — Я хотела тебе сказать на прошлой неделе, но не решилась. Понимаешь, он считает, что ты ужасно милая, но, боюсь, ты не… в общем… не совсем его тип.
— Что-что?
— На самом деле ему нужна девушка… помоложе. Прости. Просто я считаю, что ты должна знать правду. Я не могу, чтобы ты сидела и ждала его звонка.
Лив пытается придать лицу серьезное выражение, так как в комнату входит Свен. В руках у него какие-то сделанные на скорую руку записи.
— Я только что разговаривал по телефону с приятелем из «Сотбис». Итак… Из плохих новостей — это то, что КРВ вполне уважаемая организация. Они разыскивают похищенные произведения искусства, хотя в результате им приходится заниматься более сложными делами, так как речь идет о вещах, украденных во время войны. За последние годы им удалось вернуть несколько выдающихся работ, причем некоторые из национальных собраний.
— Но «Девушка» вовсе не является выдающимся произведением искусства. Всего-навсего небольшая картина маслом, которую мы купили во время медового месяца.
— Ну, ты отчасти права. Лив, когда ты получила письмо, то, случайно, не проверила, что за парень этот Лефевр?
Конечно, это было первое, что она сделала. Не самый значительный представитель школы импрессионизма начала прошлого века. В статье была еще подцвеченная сепией фотография крупного мужчины с темно-карими глазами и волосами до воротничка рубашки. Какое-то время он был учеником Матисса.
— Теперь я начинаю понимать, почему его работа — если это, конечно, его работа — стала предметом запроса о реституции.
— Продолжай, — закидывая оливку в рот, просит Лив. Кристен, с посудным полотенцем в руках, стоит рядом.
— Я, естественно, не стал говорить ему о предъявленном тебе требовании, а он, естественно, не видя картины, не может оценить ее, но, судя по последним торгам, где выставлялись работы Лефевра, а также по провенансу, картина может стоить от двух до трех миллионов фунтов.
— Что? — слабым голосом переспрашивает Лив.
— Да. Маленький свадебный подарок Дэвида оказался выгодным вложением денег. Два миллиона фунтов
От неожиданности Лив подавилась оливкой и теперь задыхается. Кристен колотит ее по спине и дает стакан воды. Лив пьет и одновременно прокручивает в голове слова Свена. Но их смысл до нее все равно не доходит.
— Поэтому, как мне кажется, нет ничего удивительного, что из ниоткуда возникают какие-то люди, желающие отхватить кусок пожирнее. Я попросил Ширли из офиса покопаться в аналогичных делах и
