ты?
— Ну, я что-то вроде фрилансера. Работаю на себя. Я не слишком гожусь для офиса, — улыбается Лив.
— Надо же, — затягиваясь сигаретой, говорит Мо. — Ты всегда была из тех золотых девочек.
— Золотых девочек?
— Ты и вся твоя обалденная тусовка, длинные ноги, волосы и прочее, ну и, конечно, всегда в окружении мужчин. Словно из романов Скотта Фицджеральда. Я думала, ты станешь… ну, не знаю. Телеведущей, или журналисткой, или актрисой, или типа того.
Если бы Лив прочла все это на бумаге, то решила бы, что ее разыгрывают. Но в голосе Мо ни намека на издевку.
— Нет, — опускает глаза Лив. Она допивает кофе. Второй официант уже ушел. Чашка Мо пуста. Без четверти двенадцать. — Ты будешь закрывать ресторан? Тебе в какую сторону идти?
— Ни в какую. Я остаюсь здесь.
— У тебя что, тут квартира?
— Нет. Но Дино не возражает. — Мо гасит сигарету, встает и выбрасывает окурки из пепельницы. — На самом деле Дино не в курсе. Он просто считает меня очень сознательной. Потому что я каждый вечер ухожу последней. И постоянно твердит: «Ну почему остальные не такие, как ты?!» — Она тычет пальцем куда-то себе за спину: — У меня в шкафчике есть спальный мешок, и я ставлю будильник на полшестого. У меня напряженка с жильем. Если честно, то сейчас мне оно не по карману, — говорит она и, поймав удивленный взгляд Лив, добавляет: — И пусть это тебя не шокирует. Уверяю вас, здешние диванчики куда удобнее, нежели кровати в тех квартирах, что я снимала.
Лив так и не смогла понять, что заставило ее это произнести. Она редко кого-нибудь пускала себе в дом, особенно людей, которых не видела много лет.
— Можешь остановиться у меня, — говорит она и, сообразив, что именно сказала, тут же добавляет: — Всего на одну ночь. У меня есть свободная комната. С хорошим душем. — И, хотя это может звучать несколько покровительственно с ее стороны, произносит: — Наверстаем упущенное. Будет забавно.
Лицо Мо абсолютно ничего не выражает. Затем она слегка хмурится, будто именно она, Мо, делает Лив одолжение.
— Как скажешь, — бросает она и идет за своим пальто.
Она уже издалека видит свой дом: его бледно-синие стеклянные стены возвышаются над бывшим складом для хранения сахара, и создается впечатление, словно на крышу старинного здания приземлился корабль инопланетян. Дэвиду это нравилось, нравилось показывать на их дом, когда они возвращались с друзьями или потенциальными клиентами. Ему нравился контраст с бурым кирпичом пакгаузов в викторианском стиле, нравилось, как на стенах играет свет или отражается вода внизу. Нравилось, что здание стало элементом лондонского речного ландшафта. По его словам, оно было постоянной рекламой его работы.
Когда дом был построен, почти десять лет назад, в качестве строительного материала Дэвид выбрал стекло, удачно использовав его термические и экологические характеристики. Его работы выделялись на фоне других, и ключ к ним — это прозрачность, любил говорить он. Он всегда считал, что здания должны сразу раскрывать свое назначение и свою структуру. Единственными непрозрачными комнатами были ванные, но только после долгих уговоров не использовать стекло, пусть и тонированное с одной стороны, он пошел на это. Дэвид наотрез отказывался понимать, чем плох туалет, из которого просматривается все вокруг, если снаружи тебя не видно.
Подруги завидовали ее дому, его расположению, тому, что его снимки периодически появляются в
