талию, словно защищаясь.
— Совсем забыл: вы чудесно выглядите, — заговорил он, подходя к ней. — Вам очень идет этот цвет. Платье просто…
— Завтра возвращается Ларри. — Она ушла с балкона и повернулась к Энтони. — Сегодня прислал мне телеграмму. Во вторник мы летим в Лондон.
— Понятно, — ответил он, глядя на тонкие золотистые волосинки на ее руке — они слегка подрагивали от морского бриза.
— Я не несчастная, — вдруг сказала она, пристально глядя ему в глаза.
— Знаю.
Дженнифер внимательно, с серьезным выражением лица посмотрела на него, прикусила губу, а потом повернулась спиной и, замерев, приказала:
— Верхнюю пуговицу.
— Простите?
— Расстегните верхнюю пуговицу. Мне самой — никак.
Почти с облегчением Энтони ощутил нестерпимый жар в груди — это должно было произойти. Вот женщина, о которой он мечтал бессонными ночами, и она станет его. Ее отстраненность, ее сопротивление просто ошеломляли его, и теперь он хотел испытать то облегчение, которое приходит лишь вместе с оргазмом, хотел извергнуться в нее и наконец удовлетворить давно мучившее его желание.
Он взял у Дженнифер из рук бокал, и она приподняла волосы, обнажив шею. Молча подчиняясь ее указаниям, он дотронулся до ее кожи. Обычно столь уверенные руки сейчас почему-то отказывались слушаться. Словно со стороны, он наблюдал за своими неуклюжими попытками расстегнуть обтянутую шелком пуговицу и, когда ему это наконец удалось, заметил, что пальцы немилосердно дрожат. Энтони остановился и посмотрел на ее голую шею: Дженнифер слегка склонила голову, словно смирилась с неизбежным. Он жаждал прикоснуться к ней губами, предвкушая нежность золотистой, покрытой светлыми веснушками кожи, но для начала лишь нежно дотронулся рукой, стараясь растянуть удовольствие. Она едва слышно вздохнула, так тихо, что он скорее почувствовал, чем услышал ее вздох. И тут у него внутри что-то оборвалось.
Опустив взгляд, он посмотрел на ее тонкие пальцы, приподнимавшие волосы, и вдруг с поразительной отчетливостью понял, что будет дальше.
Энтони О’Хара крепко зажмурился, а потом с удивительной решительностью застегнул пуговицу обратно и сделал шаг назад.
Дженнифер не двигалась, словно пытаясь сообразить, что происходит, почему прикосновения вдруг прекратились, а потом повернулась к нему, продолжая поддерживать волосы. Вопросительно взглянув на Энтони, она вдруг покраснела.
— Простите… — начал он. — Я… я не могу…
— О боже! — Дженнифер вздрогнула, словно от боли, прикрыла рукой рот, и краска смущения залила ее шею. — О боже…
— Нет-нет, Дженнифер, вы не понимаете. Дело не в том…
Она оттолкнула его, схватила свою сумочку, и не успел Энтони закончить фразу, как она уже рывком распахнула дверь и бегом бросилась по коридору.
— Дженнифер! — крикнул он ей вслед. — Дженнифер, стойте! Я вам все объясню.
Но она уже скрылась из виду.
Французский поезд шел в Лион по выжженным палящим солнцем равнинам и полям так медленно, словно машинист хотел дать Энтони достаточно времени подумать о том, что он сделал неправильно, а также обо всем, что он не смог бы изменить, даже если бы захотел. Несколько раз в час он решал заказать большую бутылку виски из вагона-ресторана, наблюдал за тем, как проводники танцующей походкой ходят туда-сюда по вагону, разнося на серебряных подносах бокалы и разливая напитки. Он знал, что стоит ему
