на веранде горели шандалы. Женщина обернулась, приспустила накидку. Черные локоны рассыпались по плечам.
Она оказалась не так юна, как рисовалось Ансельму, но очень-очень красива.
Вот она поставила фонарь на перила и призывно улыбнулась. Молодой шлезец потянулся к ней, пьяный от желания, напряженный, как курок на взводе…
Был это шорох за спиной или смутное предчувствие опасности?
Он не успел обернуться.
От боли на миг помутнело в глазах. А когда взгляд прояснился, красавица превратилась в фурию: вместо улыбки – гримаса ярости, в руке кинжал.
Ансельм схватился за саблю, но его снова ожгло лютой болью, какой не бывает от кулака, клинка или пули.
Дрожа, на нетвердых ногах, он качнулся в сторону и наконец увидел нападавшего. О Всесущий! – это же старуха. Сморщенная карга, вооруженная лишь длинным гибким прутом. Но Ансельм чувствовал, что прут этот опаснее кинжала черноволосой.
Женщины наступали на него с двух сторон, а он все не мог вытащить саблю из ножен.
– Мама, что случилось? – раздался с веранды звонкий голосок. – Бабушка, кто здесь?
Из дома на крыльцо явилось светлое видение – юная девушка, почти девочка. В ночной сорочке, босая, белокурые волосы распущены…
Ее нежная прелесть ошеломила Ансельма не хуже старухиного колдовства. И черноволосая не упустила шанса. Метнулась змеей – стальное жало прильнуло к шее юноши под ухом, там, где яремная вена. Одно скользящее движение, и ему конец… Но злодейка медлила.
Приложив палец к губам, она глядела на Ансельма такими страшными черными глазами, что он не сомневался: жизнь его зависит от того, сумеет ли он хранить тишину.
Старуха каркнула вороной:
– Никого, милая! Нам с твоей мамой показалось, что в ворота стучат, но это, должно быть, ветер.
– Иди спать, детка! – прокричала черноволосая, не отнимая клинка от горла Ансельма.
Девушка смотрела прямо на него, но не видела. А это означало, что она либо безумна, либо слепа.
Ансельм медленно поднял руку и тоже поднес палец к губам: тс-с-с. Потом с величайшей осторожностью сделал шаг назад.
Лезвие у горла дрогнуло, верхняя губа женщины приподнялась, как у дикой кошки, обнажив хищный оскал, но старуха замахала на нее по-птичьи скрюченными лапами, указала на дверцу в заборе и посторонилась, давая Ансельму дорогу.
Он двигался тихо, как мог. Но у слепых чуткий слух. Девушка на веранде повела головой, выискивая источник шума, незрячий взгляд уставился в лицо Ансельму, как мушка снайпера… Старуха вдруг зашлась в кашле.
– Бабушка! – Юная прелестница бросилась к ней на помощь.
Женщина с кинжалом, скривившись, махнула Ансельму: уходи.
– Что, кутенок, струсил? – потешался поутру капрал Друнго.
Ансельм попытался оправдаться:
– Я заблудился. Увидел женщину. Она мигала мне фонариком, звала за собой.
– Ну, и?..
– Я потерял ее в лабиринте улиц, а потом долго искал дорогу назад. Чудом выбрался…
– Эх ты, дуралей, – хмыкнул Кандрак. – Надо было идти с нами в бордель. Тамошние бабенки не разбегаются при виде цыплят.
