— Ты же тоже подглядывала.
— Я? — у меня слов не было. — Я только раз обернулась!
— Да? — Риан с силой уложил меня обратно, укрыл, снова обнял и сообщил, — я тоже всего один раз повернулся. Просто уже больше не отворачивался. Кошмарных, родная.
Лежу сжавшись под одеялом и спать уже совершенно не хочется.
— Дэя, — магистр прижал к себе сильнее и прошептал, касаясь губами плеча, — да спал я. Так устал, что даже на подглядывание за любимой девушкой сил не осталось, просто переживал, что ты поскользнуться можешь. Спи.
Некоторое время я лежала, перебирая пальцами край простыни, потом тихо спросила:
— Правда?
— Почти, — хриплым от сна голосом, ответил лорд директор.
Я вздохнула, возмущенно достаточно, и уже хотела высказать, что думаю по поводу «почти», как магистр тихо спросил:
— Почему ты такая?
— Какая? — удивленно спросила я.
— Скованная, — Риан осторожно погладил по руке. — Как река зимой — вся льдом окованная.
Я подумала, и едва слышно прошептала:
— Не знаю… просто такая… северная.
— Приграничная, — он сплел наши пальцы.
— Приграничная, — согласилась я.
— Но ведь и в Приграничье бывает весна, лето, теплая осень…
— Бывает, — меня убаюкивал его голос.
— Почему же ты, все так же льдом окована?
У меня не было ответа на его вопрос, просто не было.
— Однажды, — Риан прикоснулся губами к моему плечу, — одна маленькая девочка нашла в себе силы проклясть собственного лорда директора. Твои глаза горели в тот миг, в них огонь пылал — огонь надежды, огонь веры, огонь силы… Твоей силы, родная. И в Последнюю Ночь зимы в твоих глазах пылал огонь решимости и веры, веры в свои собственные возможности. И я понял, что не в праве погасить это пламя — твое пламя. Мог бы, но не прощу самому себе этого.
— Ты… пожалел меня? — срывающимся шепотом, спросила.
— Я себя пожалел, Дэя, себя в первую очередь, я бы себе этого никогда не простил.
И тишина заполнила гостиничный номер маленького прибрежного городка. Такая бесконечно теплая тишина, которая существует лишь между самыми близкими людьми… И тогда я призналась:
— После случившегося с отцом, после отвратительного поступка лорда Градака, я себя… виноватой чувствовала. И грязной… и слабой, я самой себе была отвратительна… — магистр промолчал, и я была благодарна ему за это, именно его молчание позволило продолжить: — Я росла, запрещая себе даже думать о любви… Мои сестры, родные и двоюродные, мои подруги, каждую весну становились похожи на цветы — а я… я запрещала себе бегать на луг, водить хороводы, да и взгляд от земли на парней не поднимала… И лишь когда смогла поступить в Академию Проклятий, когда и с работой все устроилось — я позволила себе мечтать. Изредка, по ночам, когда в таверне становилось мало посетителей, я мечтала о том, что в моей жизни появится кто-то сильный, кто увидит меня, кто услышит меня, кому я буду не безразлична… Лорд Шейдер Мерос казался мне именно таким. И я мечтала о том, что когда-нибудь он приедет со мной в Загреб, одним взглядом заставит Градака отказаться от своих притязаний, заставит замолкнуть тетю Руи, и когда он будет рядом со мной, отец прекратит… Отец успокоится и начнет жить, а не…
Мне было тяжело об этом рассказывать, всегда тяжело от того, что мечты разбиваются, и все же, я продолжила:
— В то утро, когда лорд Мерос вызвался проводить меня, я шла рядом с ним и… И совсем не
