— Ильева… тьфу ты, Стужева! — прикрикнула преподаватель.
Молча открыла тетрадь и принялась записывать. Писалась всего одна фраза: «Я замужем, Я замужем, Я замужем, Я замужем», через сорок повторов само собой записалось: «Жизнь кончена». Такой несчастной себя почувствовала. Представились горы грязных носков, дети сопливые, нет, Ромочку я люблю и что такое дети — знаю, но мои собственные, гипотетические, мне представились грязными, сопливенькими, с ручонками, которые они ко мне протягивают, и словами: «Мама, кушать». А гипотетический Стужев-муж представился с пивом, в линялых трусах-семейках, на затасканном диване и перед телевизором… И характер поганый. И я вся такая несчастная…
Одинокая слезинка шмякнулась на тетрадь.
Завибрировал телефон, подтянула к себе ближе, открыла сообщение от Саши:
«Чего делаешь?».
«Плачу», — честность в супружеских отношениях — это главное.
Мгновенно пришел вопрос:
«Что случилось? Рита, я сейчас приду, сиди там!».
«Да ничего не случилось, все хорошо, пара у меня».
Секунд двадцать никакой реакции, затем вопрос:
«А плачешь чего?»
«Мне меня жалко».
И правда, так жалко.
«Почему?» — вот даже в электронном сообщении чувствовалось, что вопрос был хмурым.
«Мне все сочувствуют», — призналась я.
«Почему?»
Он что, издевается?
«Потому что характер у тебя, Стужев, поганый!» — не выдержала я.
С минуту мне ничего не писали, затем пришло сообщение:
«Это единственная причина?».
Ну я и сорвалась:
«Я замужем… только сейчас вдруг поняла! Замужем! Это все, жизнь уже кончена! Впереди грязные носки, памперсы, супчики всякие и ты пьяный в трусах-семейках с пивом у телика! И футбол! Ненавижу футбол!».
И отправила. Все сообщение взяла и отправила.
И тут в коридоре раздался хохот! Громкий такой, с издевательскими нотками!
«Стужев, ты что, за дверью?!» — догадалась я.
Смех прекратился.
Затем на телефон пришло сообщение:
«Носки стираю себе сам, трусы тоже, расслабься. Семейки, кстати, не ношу. Футбол не смотрю. На случай памперсов есть Генри, Иван и привидение, пока привидение одно, но если захочешь, я тебе их сотню призову. А теперь хватит реветь, собирай рюкзак, пара через минуту закончится».
И не успела я дочитать и за себя порадоваться, как он добил:
«А характер да — поганый. Мне тебя тоже так жалко».
Ответить я ничего не успела, потому что прозвенел звонок. Вместе со всеми записала параграфы к самостоятельному изучению и уже было поднялась, когда услышала:
— Ильева, ко мне подойди, — причем тон у Ирины Владимировны был очень нехороший.
Мне даже не по себе стало. Но едва первый человек вышел из аудитории, как сразу вошел Саша, и преподаватель, отрицательно мотнув головой, торопливо собралась и вышла. И как это понимать?
Подошедший Стужев внимательно вгляделся в мое лицо и мрачно спросил:
— Что?
— Норм, — отмахнулась я, пытаясь закинуть рюкзак на плечо.
