ненавидеть, презирать и мстить за смерть родных и близких. Спутники Глеба, каждый своими поступками, обаянием или простым пониманием чувств окружающих их стерхов, вызвали невольное уважение или хотя бы умерили чужую ненависть к ним и их командиру. Риол попутно подыскал каждому из них побратима для проведения обряда и попросил их познакомить пришлых воинов с жизнью и традициями стерхов.
Как только представление будущего Князя теперь уже своему народу было закончено, мы направились в дом, где оба плотно позавтракали и решили принять ванну и отдохнуть. Я заранее попросила никого не беспокоить ни меня, ни Глеба и после ванны осторожно забралась в нашу общую постель, с трепетом ожидая Глеба. Он зашел в комнату в одних штанах низко сидящих на бедрах и открывающих потрясающий вид на его великолепное тело. Скользя взглядом по золотистой коже кое-где покрытой старыми ранами, оставшимися от его человеческой жизни, по длинным мускулистым ногам, мощному торсу, на груди которого темнел короткий волосяной покров, спускающийся узкой дорожкой за шнурок штанов. Перевела взгляд на его лицо и вздрогнула от горящих желанием и страстью сумеречных глаз. Мягкой кошачьей поступью он преодолел пару метров до нашей кровати и, сев перед ней на корточки, резко сдернул с меня одеяло, отложив его в сторону, при этом не отрывая от меня своих глаз. Я судорожно облизала пересохшие губы, отчего его глаза еще больше потемнели из-за расширившихся зрачков. Я вздрогнула снова, когда в комнате раздался его тягучий хриплый голос, в тот момент он развязал штаны и одной рукой стянул их с себя. Одним движением подтянул свое тело ко мне поближе со словами:
- Мне тоже страшно, Сири, как и тебе! Я боюсь причинить тебе боль, в первый раз ведь всегда больно, девочка моя. Боюсь причинить тебе вред, когда обернусь снова. Или того, что мой зверь причинит вред твоей волчице.
Я смущенно улыбнулась и поправила его:
- Глеб, на Циссе волки зовутся волверками. И не бойся, наши животные половины гораздо проще относятся к такому виду отношений. Я люблю тебя и верю тебе!
Я сняла короткую ночную рубашку, и обнаженная потянулась к нему, обхватив его шею двумя руками. Пальцами зарылась в короткий ежик его волос, а мои губы ласкали его лицо, медленно подбираясь ко рту. Он ответил, я чувствовала, с каким трудом ему удается сдерживать свой голод, но абсолютно не боялась. Как только мы соприкоснулись телами, во мне загорелось пламя, с каждым мгновением нашей близости разгоравшееся в пожар. Он толчком заставил лечь меня на спину и навис надо мной. Я с восхищением и не меньшим желанием смотрела на него, понимая, что не просто люблю. Я боготворю его!
Наше первое слияние было похоже на взрыв маленькой вселенной. Страстные ласки, первый стон боли, потом только стоны блаженства и невыносимого обоюдного наслаждения. Рычание и рев удовлетворенных животных, порванные в страсти простыни и сломанная мебель. Это было истинное соединение телами двух половинок одного целого, осталось только закончить обряд и соединить души, чтобы даже в смерти всегда быть рядом с любимым. Следующее утро застало нас врасплох упорным стуком в двери нашей спальни. И нам даже гадать не надо было, чтобы узнать кто там такой наглый.
- О Великая, ну почему я не забыла его на земле???
Я накрылась с головой одеялом и сильнее прижалась к Глебу, уткнувшись ему в шею и вдыхая любимый запах. Он потерся лицом о мою макушку и, поправив мне волосы, рассыпавшиеся белоснежной волной на светлой поверхности подушки, глухо ответил:
- Наверное потому, что мы вместе с ним росли в детском доме. И Витька, Мишка и Ромка это не просто мои друзья, они мои братья, моя семья.
Он рывком вскочил на ноги и, быстро натянув штаны, пошел к двери, все-таки недовольно проворчав:
- Хотя это обстоятельство не мешает мне самому его прибить. За то, что не дает насладиться прекрасным утром рядом с любимой женщиной!
Рывком открыв дверь, злобно уставился на Виктора, который с насмешкой подпирал косяк.
- Чего надо, Вить?
