Homeland. Родина Кэрри

— Он бился плечом к плечу с Ибрагимом Кулайлатом. В восемьдесят втором его убили израильтяне, да упокоит Аллах его душу, и да сгниют эти обезьяньи и поросячьи дети в аду. Дима была тогда еще совсем ребенком, ей пришлось нелегко без отца.

— Да, разумеется, — пробормотала Кэрри, оглядываясь.

Просто невероятно! Дима — прожженная тусовщица, которая знала всех и могла быть кем угодно в христианском Северном Бейруте — родилась и выросла в консервативном суннитском городке.

— Денег не было. А потом еще ее мать заболела раком. — Тетя покачала головой.

— Как же она выжила?

— Ей помогали: бабушка, я. Правда, потом Дима сбежала в Бейрут, и больше мы о ней не слышали.

— Почему она оставила Хальбу?

— Знаете эту знаменитую актрису Рану? Ее по телевизору показывают.

— Рана Саади? — переспросила Кэрри, лихорадочно соображая: выходит, тот снимок в альбоме Раны — не просто на память о работе!

— Она самая. Отец Раны и бедный Хамид Али, да упокоит Аллах его душу, вместе служили в ополчении. Рана приехала из Триполи и забрала Диму с собой: девочки хотели стать моделями. Я предупреждала племянницу: мол, останься, в Бейруте полно христиан и неверующих. Много того, что для мусульман — haram[17]. Отговаривала как могла, но Дима сказала:

«У меня, кроме внешности, больше ничего нет, тетушка. Это мой единственный шанс чего-то добиться в жизни. И потом, со мной будет дочь друга моего отца».

— С какой стати Рана приехала за Димой?

— Ikram. Долг чести. На гражданской войне Хамид Али спас жизнь отцу Раны.

— Men fathleki, простите, я понимаю, что ее отец, да упокоит Аллах его душу, был героем, но сама Дима вроде в политике не разбиралась… и не была сильно набожной. Дима не придерживалась мусульманских традиций… ну, вы понимаете, что я имею в виду.

Тетушка Маджида резко посмотрела на Кэрри.

— Она прекрасно знала, кто ее отец и кто она сама, alhamdulillah[18].

— Да-да, конечно, Allahu akbar, — пробормотала Кэрри.

— Allahu akbar, — строгим тоном повторила тетушка.

* * *

Итак, Дима была сунниткой, которая сильно отдалилась от корней.

Кэрри возвращалась в Бейрут на «пежо» Верджила. Она ехала на юг по прибрежной трассе. Слева тянулись поля и скопления домов, справа — за домами — море.

«Разве мы сами не отщепенцы?» — произнес Саул, когда Кэрри разговаривала с ним прошлой ночью по зашифрованной спутниковой линии.

— Бейрутскую контору слили. На ней можно ставить крест, — доложила Кэрри.

— Все так плохо? — спросил Саул. Его голос из-за шифрования звучал слегка смазано.

— Даже гламурный фотограф знает, что Филдинг — из ЦРУ, вот и думай: плохо дело или нет.

— А Дима?

— Она из Хальбы. Странно, что эта пикантная информация не указана в досье.

— Так она суннитка? — Саул всегда понимал ее с ходу, за что и нравился Кэрри.

— Как раз сейчас это проверяю. Получается, сорванный теракт в Нью-Йорке — еще большая загадка, чем мы думали. Стали бы шииты помогать суннитам? А если верить Филдингу, то Дима вообще была христианкой. Где смысл?

— Мы что-то упускаем, — сделал вывод Саул. — А что с этой Раной?

— Она тоже с севера, из Триполи. Вероятно, суннитка. Они с Димой знали друг друга: их отцы вместе