ждал Френтиса с испытания глушью. В его оставшемся противнике было что-то не то. Уверенный взгляд, разворот плеч, что-то в самом его существе говорило ужасную, несомненную правду: этот человек не преступник! Этот человек не убийца! Откуда Ваэлин это знал – он бы и сам не мог сказать. Но ощущение это было сильным как никогда, и Ваэлин не сомневался в том, что оно его не обманывает.
Он остановился, опустил острие меча, выпрямился. Суровые, напряженные черты его лица смягчились. Он впервые почувствовал, как хлещет дождь, как ветер холодит кожу. Высокий озадаченно нахмурил брови: Ваэлин вышел из боевой стойки, меч он теперь держал острием книзу, дождь смывал кровь с клинка. Он вскинул левую руку, давая знак, что хочет мира.
– Кто вы?..
Высокий атаковал стремительно, неуловимо для глаза, меч его стрелой летел в сердце Ваэлина. Выпад был стремительней любого из выпадов мастера Соллиса, он должен был убить Ваэлина. Но юноша каким-то чудом ухитрился развернуться так, что острие меча пронзило лишь его рубашку, и лезвие слегка порезало грудь.
Голова высокого упала Ваэлину на плечо, отчаянная решимость в глазах исчезла, губы приоткрылись, он слегка охнул, кожа стремительно бледнела.
– Кто вы такой? – шепотом спросил Ваэлин.
Высокий отшатнулся назад, меч Ваэлина с тошнотворным хрустом вышел у него из груди. Высокий медленно повалился на колени, опираясь на собственный меч, уронил подбородок на навершие рукояти. Ваэлин увидел, что губы у него шевелятся, и опустился на колени рядом с ним, чтобы расслышать, что он говорит.
– Жена… моя… – сказал высокий. Как будто это все объясняло. Он снова встретился взглядом с Ваэлином, и на миг в его глазах что-то промелькнуло. Извинение? Сожаление?
Ваэлин подхватил падающее тело, ощутил, как оно содрогнулось, испуская дух. Он держал на руках убитого солдата, сверху хлестал дождь, и вокруг бушевала кровожадная толпа.
Ваэлин никогда прежде не напивался. Ощущение оказалось неприятное, вроде того головокружения, которое он испытывал, получив на тренировке сильный удар по голове, только длилось оно дольше. Эль был горьким на вкус, и, сделав первый глоток, Ваэлин скривился.
– Ничего, привыкнешь! – заверил его Баркус.
Трактир находился неподалеку от западной городской стены, и посещали его в основном стражники и местные купцы. Большинство из них предпочли не обращать внимания на пятерых братьев, хотя кое-кто встретил Ваэлина поздравлениями.
– Лучшее пари в моей жизни! – воскликнул багроволицый старик, приветственно вскинув свою кружку. – Я на тебе нынче неплохо заработал, брат! Когда все подумали, что тебя вот-вот грохнут, за тебя давали десять к одному!..
– Заткнись! – бросил старику Норта. Левая рука у него висела на перевязи, предплечье было туго перебинтовано, но лицо у юноши было достаточно угрожающим, чтобы старичок побледнел и молча плюхнулся на место.
Они нашли свободный столик, Баркус заказал выпивку на всех. Он прихрамывал – его ранили в лодыжку, – и по пути от стойки к столику довольно много пролил.
– Урод неуклюжий! – буркнул Дентос. – В следующий раз сам пойду.
Он был единственным, кто не получил на испытании ни единой царапины, хотя глаза у него испуганно блестели, и он почти не мигал, словно боялся того, что увидит, когда закроет глаза.
Каэнис пригубил свой эль и озадаченно нахмурился.
– Судя по тому, как люди к нему стремятся, я думал, эта штука вкуснее!
Вдоль скулы у него тянулось восемь швов. Брат из Пятого ордена, зашивавший рану, заверил его, что шрам останется на всю жизнь.
– Ну, – сказал Норта, поднимая кружку, – мы все здесь.
– Ага, – Дентос поднял свою и чокнулся с Нортой. – Ну, за… наверно, за то, что все здесь.
