Ваэлин с остальными бурчали что-то насчет того, что после сегодняшней тренировки от них разит помойной ямой, но шутки получались не смешные. Они спрятали под плащами по нескольку яблок и булочек и пошли к себе в башню.
Уже стемнело, а никто так и не вернулся. Ваэлин с упавшим сердцем начал осознавать, что они – это все, что осталось от группы. Нет больше Баркуса, который их всех смешил, нет больше Норты, который изводил их изречениями своего папочки… От этих мыслей кровь стыла в жилах.
Они уже ложились спать, когда на каменной лестнице послышались шаги. Все замерли в опасливом ожидании.
– Два яблока за то, что это Баркус! – сказал Дентос.
– Принято! – откликнулся Каэнис.
– Всем привет! – весело поздоровался Норта, сбрасывая свои пожитки на кровать. Он выглядел более худым, чем Каэнис или Ваэлин, однако же не казался таким истощенным, как Дентос. Глаза у него были красные от усталости. И все же он выглядел веселым, даже торжествующим.
– Баркуса еще нет? – спросил он, скидывая одежду.
– Нет, – ответил Каэнис и улыбнулся Дентосу – тот недовольно скривил губы.
Когда Норта стянул через голову рубашку, Ваэлин заметил на нем нечто новое: ожерелье из каких-то продолговатых бусин.
– Ты это нашел? – спросил Ваэлин, указывая на ожерелье.
Лицо Норты вспыхнуло самодовольством, смешанным с чувством победы и предвкушения.
– Медвежьи когти! – ответил он. Ваэлин оценил, как небрежно Норта это сказал: небось, часами репетировал… Ваэлин решил промолчать: пусть Норта расскажет обо всем по своей воле. Но Дентос все испортил.
– Ты нашел ожерелье из медвежьих когтей, – сказал он. – Ну и что? Ты его небось снял с какого- нибудь бедолаги, застигнутого пургой, а?
– Нет! Я его сделал из когтей медведя, которого сам же и убил.
Норта продолжал раздеваться, демонстрируя напускное равнодушие к их реакции. Но теперь Ваэлин отчетливо видел, как он наслаждается этим моментом.
– Он убил медведя! Да чтоб я сдох! – насмешливо бросил Дентос.
Норта пожал плечами:
– Хотите верьте, хотите нет, мне-то какое дело.
Воцарилось молчание. Дентос с Каэнисом не желали задавать вопросов, которые напрашивались сами собой, хотя оба явно сгорали от любопытства. Пауза затянулась, и Ваэлин решил, что слишком устал, чтобы нагнетать напряжение.
– Ну же, брат, – сказал он, – пожалуйста, расскажи, как ты убил медведя?
– Стрелой в глаз. Он вздумал покуситься на оленя, которого я подстрелил. Я не мог этого стерпеть. В общем, если кто вам скажет, что медведи зимой спят, знайте, что это вранье.
– Мастер Хутрил говорил, что они просыпаются, только если их потревожить. Должно быть, тебе попался весьма необычный медведь, брат.
Норта устремил на него странный взгляд, холодный и надменный – что было привычно, – и в то же время понимающий, что ему было совсем не свойственно.
– Должен сказать, я удивлен, что ты здесь, брат. Я встретил в глуши охотника, весьма грубого мужлана, разумеется, и пьяницу вдобавок, насколько я могу судить. Он поделился со мной многими новостями о том, что творится в большом мире.
Ваэлин ничего не ответил. Он не хотел говорить товарищам о королевской милости, дарованной его отцу, но было похоже, что Норта не оставит ему выбора.
– Владыка битв ушел с королевской службы, – сказал Каэнис. – Ну да, мы слышали.
– Поговаривают, что он попросил короля о милости: дозволить ему забрать сына из ордена, – вставил Дентос. – Но ведь у владыки битв нет сына, а стало быть, и забирать ему некого.
«Они все знают! – понял Ваэлин. – Они знали с тех пор, как я вернулся. Вот отчего они были такие
