В рубку вбежал боцман, перехватил штурвал, громко скомандовал:
– Быстро санитара!
Очередной взрыв на корме встряхнул бронекатер, разметал дымовые шашки, сбросил за борт оглушенного моряка, который мгновенно исчез в крошеве льда. Санитар и помощник перетягивали жгутом перебитые ступни рулевого, осматривали Степана Зайцева, который пришел в себя и пытался подняться.
– Подождите, товарищ лейтенант. Ногу перевязать надо, осколком задело.
Сил, чтобы встать, у командира «Шахтера» не хватило, и он снова опустился на пол. Катер уже приближался к берегу, все сильнее погружаясь в воду. Но он уже был в безопасности, а трагедия «Прибоя» лишь разворачивалась.
Снаряды падали то ближе, то дальше. Егор Ковальчук приказал покинуть катер большинству команды, оставив артиллеристов обеих башен и пулеметчика. Вместе с командиром оставался Толя Кочетов.
– Беги, чего тебе здесь надо?
– Я с вами. Буду помогать.
В трюме остались двое тяжело раненных, с размозженными ногами. Они тоже отказались покинуть судно.
– Зря, ребята, – проговорил Ковальчук. – Видать по всему, последний парад наступает.
– Куда нам, – проговорил один из раненых. – Вместо ног каша из костей. Так и так помирать.
Снаряд взорвался на песке в метре от катера, проломив борт. Еще один, пробив броню рубки, рванул внутри, изрешетив осколками пулеметчика, который успел дать несколько очередей. Оба башенных орудия вели огонь по вспышкам на берегу. Носовой башней управлял Егор Ковальчук.
– Правильно, командир, – соглашался заряжающий и забрасывал в дымящийся казенник новый снаряд.
Катер уже получил несколько попаданий, что-то горело, перекосило зенитную установку, откуда свалился в опустевшую рубку погибший пулеметчик.
С обеих сторон наблюдали за последним боем гибнувшего корабля. Несмотря на плотный вражеский огонь, бегло стреляли оба башенных орудия. На правом берегу опрокинуло взрывом полевую пушку, пытавшуюся добить русский бронекатер. Несколько снарядов рванули в немецких траншеях.
Кормовое орудие встряхнуло близким попаданием. С помощью Толи Кочетова вытащили контуженного артиллериста и двоих еще живых раненых, которые не хотели покидать катер.
– Лежите здесь, на песке. В трюмах уже пожар.
– Воздуху свежего глотнем напоследок, – сказал пехотный сержант с раздробленными ногами. – Вроде и боль немного прошла.
Его товарищ ничего не отвечал. Кажется, он был без сознания. Дым проник в носовую башню. Егор Ковальчук отослал артиллериста, вогнал в ствол снаряд и выстрелил в последний раз.
– Уходим. Сейчас боезапас рванет.
При этом он не забыл бачок со спиртом и хлеб в мешке.
– Я умирать не собираюсь. Авось до вечера продержимся.
С низкого сумрачного неба сыпались крупные хлопья снега. Ковальчук налил спирта сержанту.
– Спасибо, – отозвался тот.
– Давай мы тебя ближе ко льду перетащим. Какая-никакая, а защита.
– Поздно. У меня не только ноги, но и живот почернел. Дал бы мне, что ли, свой наган.
– Нет, – покачал головой командир «Прибоя». – Будем держаться до вечера, а там живых обязательно вывезут.
Вместе с артиллеристами и Толей Кочетовым, лучшим музыкантом дивизиона, они бежали сквозь снежную круговерть к льдинам. Хозяйственный Ковальчук успел распорядиться, чтобы сюда принесли несколько кусков брезента, запасные шинели и телогрейки. Все это мало спасало от мороза, но отчасти прикрывало от снега.
