черту.
Морозов кивал, соглашаясь с опытным лоцманом. Рулевой Миша Лысенко, с его кошачьим зрением и чутьем, тоже хорошо знавший реку, взмок от напряжения. Знал, что незамеченными мимо элеватора не пройдут и обстрела не миновать. Лишь бы не врюхаться в подводную песчаную косу обмелевшей к осени Волги.
Ступникову нестерпимо хотелось курить, Федя Агеев что-то по привычке бормотал или рассказывал.
– Тише ты, – шикнул на него Костя.
Вот он и элеватор. Метров сорок высоты, и хотя до него километра три, отчетливо видны за лесом верхушки колонн. Дальность стрельбы немецких минометов – как раз три километра. Но, по слухам, они втащили на верхушку несколько захваченных при наступлении наших 82-миллиметровых минометов с более прочными стволами.
Усиливают вышибной заряд, и мины летят метров на пятьсот-семьсот дальше. И еще крупнокалиберные пулеметы. Дистанция для них предельная, но черт их знает, фрицев, что они придумали еще.
Опасность пришла с другой стороны. Немцы, все же разглядев крадущиеся малым ходом катера, не стали сыпать бесполезные на таком расстоянии фугасные или осколочные мины. Запустили сразу тройку осветительных ракет на парашютах, следом еще и еще. Наверное, готовились к артиллерийскому обстрелу.
Никогда не видел Костя такого зловещего света. Все три бронекатера оказались словно внутри огромного круга. Белесая неживая вода рассекалась форштевнями катеров, резко увеличивших ход. Освещенный участок реки казался вязким, тяжелым и смыкался со зловещей темнотой. Меркнувший свет от догорающих ракет вспыхивал с новой силой – это летели очередные мины-люстры. К шелесту парашютов прибавился воющий звук снарядов. Столбы воды поднимались то ближе, то дальше.
Немецкие наблюдатели корректировали огонь с верхних площадок элеватора, а навесной огонь вели гаубицы, укрытые среди развалин. Снаряды летели часто, но расстояние рассеивало их. Рвануло на косе, комья мокрого песка тяжело шлепнулись на палубу «Верного».
– Пробьет башню? – спросил Федя Агеев, задирая голову.
– Если только прямым попаданием, – отозвался Костя. – Но это маловероятно.
– Вероятно… невероятно, – бубнил помощник. – А снаряды летят хорошего калибра. Миллиметров сто пять, не меньше. Если врежет в катер, конец нам.
– Не нагоняй тоску. Помолчи…
Снаряд провыл так близко, что оба невольно сжались в комок. И сразу ударил взрыв. По броне загремели осколки.
– В вилку берут, – поделился своими познаниями Агеев.
– В ложку…
Снаряды уже падали где-то позади. Неужели проскочили? Оказывается, самое опасное их ждало впереди. Показался город. Он напоминал догорающий костер. Пламя виднелось лишь местами, но тлеющие участки рассыпались, словно уголья. Наверное, дотлевал кустарник, что-то догорало в глубине домов. И снова взлетали ракеты, а на холмах вспышками давали знать о себе немецкие орудия. Иногда там тоже что-то взрывалось, по реке тянуло кислым запахом взрывчатки.
– Наши гаубицы с левого берега бьют. Дают германцу прикурить, – явно нервничая, быстро говорил лоцман. – Сейчас остров закончится, пойдем без прикрытия.
Костя ощущал, как дрожит от напряженного гула двигателя весь корпус бронекатера. Пересекли путь небольшому пароходу, громко шлепающему плицами. Он шел медленно, заполненный людьми. При свете ракет блестели каски и металл оружия. Пароход, выжимая пять-шесть узлов, двигался навстречу вспышкам.
Добрался он до правого берега или нет, неизвестно. Но шедший неподалеку баркас подбросило и положило на борт сильным взрывом. Там что-то вспыхнуло, но поврежденное судно погружалось в воду так быстро, что огонь исчез, выпустив клубы дыма и пара.
