свету.
— Возьми меня за руку, и ты выйдешь из кольца целой и невредимой.
— Я не хочу дотрагиваться до тебя, — не скрывая враждебности, ответила я.
— И почему же, дитя?
Я не отводила глаз от приближающейся руки — наверное, так же пристально я следила бы за ползущим ко мне по берегу детенышем гуля.
— Я не доверяю тебе.
Тремейн вздернул брови цвета тусклого серебра.
— А ты не так проста, какой кажешься на первый взгляд.
Его длинные и тонкие, будто у скелета, пальцы скользнули к моей кисти, и я, поспешно отдернув, спрятала руку в карман. Глаза Тремейна сузились.
— Послушай меня, Аойфе Грейсон. Ведьмин круг обладает огромной силой. За каждую секунду, что ты пробудешь внутри, времени за его пределами пролетит во много крат больше — и здесь, в Земле Шипов, и там, в твоем холодном, унылом мирке Железа. Ты уже потеряла с десяток лет, стоя тут и разглагольствуя о доверии и недоверии.
Сердце у меня упало. Этого не может быть. Не может! Но на мраморном лице я не увидела ни тени лживости, в презрительном изгибе губ — ни следа обмана. На мгновение я потеряла дар речи. Еще немного, и — я уверена — силы оставили бы меня и моему самообладанию пришел бы конец.
— Десять лет? Но я не пробыла в нем и десяти минут!
Никому не под силу так изгибать время, как не под силу изогнуть ложку взглядом. И все же моему отцу удалось дотянуться до меня через столько лет посредством магической книги и рассказать, как он сжигал вирусотварей силой мысли.
— Я не верю тебе, — сказала я Тремейну. Уж это-то была чистая правда.
Тот вновь рассмеялся — словно кто-то затачивал нож.
— Я выразился фигурально, дитя. Десять лет — быть может, и преувеличение, но знай, что время замедляется вокруг магических водоворотов точно так же, как вокруг воронок умерших звезд вашего мира. Поднимайся на свои тощие копытца и идем со мной, пока мы оба не состарились. Чего у меня нет, так это времени.
Когда я не двинулась с места, он рявкнул, сдвинув брови:
— Возьми меня за руку, девчонка!
Вид у него был такой устрашающий, что, думаю, и прокторов с самим Греем Девраном во главе проняло бы. Я спорить точно бы не решилась.
Рука у Тремейна оказалась холодной и гладкой, словно высеченной из камня. Я не почувствовала в ней ни малейшего биения жизни, как будто он и сам состоял из выделанной кожи и металла. Он протащил меня за собой, и вместе мы преодолели кольцо. Едва мы оказались снаружи, Тремейн отпустил меня и вытер ладонь о сюртук, словно запачкавшись. Я бы оскорбилась, но чувство облегчения, освобождения от болезненного ужаса и отчаяния было слишком велико — будто какая-то невидимая тварь расцепила сжимавшие мою шею когти.
Тремейн ухмыльнулся:
— Ну что, полагаю, здесь намного приятней?
Я вспыхнула, но вынуждена была признать, что он прав.
— Я думала, это уловка, — пробормотала я.
Его улыбка пропала.
— Пока нет, дитя. Уловки начнутся, когда я предложу тебе сделку, которую ты с негодованием отвергнешь.
Я пропустила его болтовню мимо ушей — меня сейчас занимал куда более важный вопрос.
— Ты… назвал это место Землей Шипов.
Тремейн развел руки, словно охватывая поросшую жестким красным вереском пустошь, на которой мы стояли.
