Тогда как у меня в голове появилось несколько неуместное в нынешней ситуации размышление:
«И вот чего это неизвестное животное так ко мне привязалось? Если бы у меня никаких умений не было, подумал бы, что это шпион из иной галактики! – Но дальше внимание переключилось на открывшийся проход. – Долго ли ждать, чтобы там проветрилось? И темно там слишком… А почему так?..»
Шагнул ближе, заглянул… Да нет, вроде и внизу ступеньки просматриваются… Оглянулся на Хруста и хлопнул себя по бедру, призывая:
– Ну что, пошли? – Когуяр подошёл с готовностью, встал рядом, но дальше не двинулся, прохрустев нечто на своём языке, весьма напоминающее:
– Только после вас, сударь!
Зато с другой стороны от меня не менее молниеносно оказалась Ксана, сжимая в своих деликатных ладошках короткое копьё. Пришлось ей тихо, но твёрдо возразить:
– Нет, ты побудешь здесь! – А когда губки стали раскрываться для возражения, уже более интимно добавил: – Иначе в случае неприятного сюрприза внизу и моего побега от страха могу тебя нечаянно затоптать. А мне это больше нравится делать в постели.
Женщины на подобное тают и реагируют правильно: подчиняются. Да и остальным я жестом показал, чтобы вниз не спускались, если что – позову.
Выдохнул, да и потопал вниз, забрав из ручек подруги малое копьё. Таким в узком и тесном пространстве – самое то ворочать. Плавный изгиб тоннеля. Ступеньки высокие, тридцать, а то и тридцать пять сантиметров, стены голые, как и свод. Ни единой выемки или подставки для факела. Камень шершавый, грубой обработки, похоже, как неким проходческим комбайном бурили, слишком уж всё ровное да идеальной конфигурации.
Ступени прокрутили меня во время спуска раз вокруг невидимой оси, и я уже подумал, что подвалы тут чуть ли не на нижерасположенном уровне, как взгляду открылась довольно большая квадратная комната со стороной метров в восемь. Да и высота, наверное, отметки в четыре метра точно достигала.
По левой стороне виднелись ниши прямо в камне, создающие видимость стеллажа. И вот в них я и рассмотрел то, что у меня тоже имелось в татуировке: вимлачи! Каждая шкатулка возлежала на витой бухте верёвки, или того самого шпагата, как здесь называли, и было их штук двадцать. Но как только я протянул руку и коснулся первой бухты, шпагат стал осыпаться и разваливаться рыхлыми хлопьями. То есть за шесть веков (а то и больше) простейшие верёвки не выдержали здешней сырости и превратились в прах.
Ну с этим-то проблем не было, бечёвки и верёвки разной толщины, гибкости и прочности поставлялись в хозяйственных ящиках на Дно постоянно. Только груаны не жалей да в Длань закладывай! Поэтому гораздо оптимистичнее показался тот факт, что сам вимлач оказался, как мне привиделось с первого взгляда, а потом и на ощупь, внешне вполне целым, а возможно, и действующим. С него ничего не сыпалось и не выпадало. Только и следовало теперь внимательно осмотреть при хорошем освещении да разобраться, как он действует.
Ну и раз отыскалось то, чем бросаются лихие наездники, то теперь бы не мешало выяснить, на чём они скачут. А вот тут меня ожидал полный облом, как показалось вначале. Ничего и никого в помещении больше не было: ни рогов, ни копыт. И только задействовав тот особенный взгляд, которым я замечал Чамби, я обратил внимание, что прислонившись к дальней стене, стоит цельная плита из протоплазмы: от стены до стены и от пола до свода. И толщиной – более чем полметра. Присмотрелся внимательнее: нет, не цельная! Словно из восьми плит, каждая в метр шириной. Потом ещё присмотрелся и заорал в сторону лестницы:
– Ксана! Неси сюда бидон с маринадом! Степан, Ольшин! Вы двое тоже можете спуститься! Не спеша! Спокойно!
Первой, видимо, оттеснив своего старого приятеля по управе, а моего заместителя, примчалась подруга. Передала мне бидон и срывающимся голосом поинтересовалась:
– Ну?! Что отыскал?!
Отдал ей копьё и освободившейся рукой ткнул в стену с плитами:
– Жаль, что вы не увидите, – это я говорил уже и мужчинам, стоящим рядом. – Там, у стены, восемь
