Есения подошла к нему вплотную и тихо сказала:
– Ты тоже можешь простыть. Ложись со мной, я больше не боюсь… И это сними, – она легонько коснулась краешка его плавок.
– Ложись, я сейчас, – прерывающимся голосом ответил Леонид и, схватив полотенце и халат, пулей выскочил в коридор.
Переведя за дверью дух и стараясь тише шлепать босыми ногами, он пробрался в ванную комнату.
Сев на краешек ванны, он уставился на подрагивающие руки. Потом перевел взгляд на свои плавки – в их мокрой неволе томился готовый к восстанию узник… Пожалев его, он стянул влажные, холодные и прилипающие к телу плавки и, не рискуя в эдакой тишине включать душ, пустил в ванну из крана тихую струйку горячей воды.
Машинально намыливая свое тело и ополаскивая его теплой водой, он пытался оттянуть момент принятия решения. Одно дело – предаваться страстным поцелуям на берегу моря, другое – лечь с Есенией в постель, чувствовать ее тело рядом, и зная о ее невинности, бояться собственной несдержанности…
Когда через десять минут Леонид смывал мыло с в сотый раз намыленного тела, уже начавшего поскрипывать под руками, он понял, что дальше тянуть нельзя.
Выбравшись из ванны, он насухо вытерся, накинул халат и вернулся на цыпочках в комнату.
Было тихо. Если Есения и не спала, то лежала молча.
Леонид подошел к кровати, постоял, потом быстрым движением скинув халат, отогнул край одеяла и скользнул под него.
Через несколько долгих секунд Есения повернула к нему лицо и остановила на нем свой характерный долгий взгляд.
– О чем ты думаешь? – спросил Леонид, приподнявшись на локте.
– О нас, о том, что я сегодня стану женщиной и, возможно, зачну, как положено, ребенка, который будет расти во мне – там, где предназначено природой, и родится, как все нормальные дети…
– О господи, Есения! – простонал он, откидываясь обратно на подушку. – С такими мыслями ты никогда не станешь женщиной…
– Почему?
– Да потому, что они не хуже ледяного душа остужают… Ты не можешь хотя бы сейчас не думать об этом? Посмотри на себя – ты же совершенно нормальный человек, и какая разница, как тебя зачали!
– В том-то и дело, что меня не зачинали, а…
– А отпочковали, – закончил он за нее. – Ну и что? Значит, ты родилась, как настоящая таукитянка.
– Кто-кто? – переспросила Есения.
– Дед Пихто! – передразнил Леонид и слегка куснул ее за плечо. – Песня об этом у Высоцкого есть.
– Ты чего кусаешься? – она со смехом отпихнула его и села на кровати, натянув одеяло себе на грудь.
– А ты думала, я тебя просто в постель затащил? Вот и нет! Моя мания в другом – вот покусаю тебя сейчас немножко, а потом вообще съем… – пошутил Леонид.
– Насчет того, чтобы съесть – это очень на тебя похоже, – насмешливо заметила Есения, вернувшись к своему обычному подтрунивающему тону. – Помнишь, как в том мультике: «Обожруся и помру молодой». Так это про тебя…
– Про меня, про меня, – согласился он и обнял ее.
Есения слегка напряглась, но потом, вздохнув, опять легла рядом и, прижавшись к нему, затихла, уткнувшись носом в его шею. Ее подрагивающие ресницы слегка щекотали кожу.
– Жабы поют… – вдруг тихо сказала она.
– Где, какие здесь жабы? – удивился Леонид, прислушиваясь.
И, действительно, в тишине откуда-то издалека доносился характерный многоголосый жабий хор.
– Наверное, в каком-нибудь пруду собрались на концерт и заливаются… – предположила Есения.
«Замечательно страстная ночь у нас! То проблемы зачатия обсуждаем, то жаб…» – подумал Леонид и, не выдержав, хмыкнул.
– Ты чего? – подняла голову Есения.
– Ничего… Можно я тебя поцелую?
– Не знаю, наверное, можно…
Но он, не дослушав, уже завладел ее губами, которые на этот раз охотно встретили его, и были теплыми и податливыми.
– Что это? – прервав поцелуй и, отодвигаясь от него, спросила Есения, пытаясь понять, что же это так сильно прижимается к ее боку…
– Я тебе сейчас объясню, – несколько севшим голосом пообещал он и, почувствовав, что на этот раз его уже не остановят, снова приник к ее губам…
Утро он встретил совершенно счастливым и уставшим самой замечательной усталостью в мире. Есения, свернувшись клубочком, сладко посапывала у него под боком.
«Родная моя!.. – думал он, прижимая ее к себе и глядя на ее нежное лицо с залегшими под ресницами тенями. – Господи, за что мне такое счастье! Спасибо Тебе…»
Глава восьмая
Поезд прибыл на Варшавский вокзал Ленинграда без опоздания.
Протолкавшись через узкий коридор, Леонид с Есенией вышли вслед за другими пассажирами из вагона.
– Странно, – сказала Есения, растерянно оглядывая людей на перроне. – Мы же дали телеграмму моим родителям, почему они меня не встречают? Может, подождем чуть-чуть?
– Конечно, подождем, только чего здесь стоять, пойдем к вокзалу, они же все равно с той стороны подойдут, если опаздывают, – предложил Леонид.
Взяв вещи, они пошли по перрону. Мимо них спешили люди, отовсюду слышались радостные оклики встречающих.
Есения напряженно всматривалась в лица идущих навстречу людей, но ее родителей среди них не было.
Подойдя к началу перрона, они остановились.
– Ну, что будем делать? – спросил Леонид.
– Давай подождем минут пять, если они не появятся, я пойду позвоню, – ответила Есения, расстроенно посмотрев на него. – Наверное, они на меня очень рассердились.
– А чего ждать? Давай, я пойду им позвоню, а ты стой здесь, чтобы вам не разминуться, если они все-таки придут, – предложил он.
– Хорошо, – согласилась Есения и, нацарапав на листочке бумаги два телефонных номера – домашний и рабочий, отдала ему. – Вот, спросишь Виктора Ивановича Вербицкого… или Веру Евгеньевну, это моя… мама.
– Понял. Я мигом, ты не волнуйся, – постарался успокоить ее Леонид.
Она грустно кивнула.
Разыскав работающий телефон-автомат, Леонид набрал сначала рабочий номер отца Есении – был вторник, будний день, но ему никто не ответил.
«Странно, там что, никого нет рядом? – удивился Леонид, вслушиваясь в длинные гудки. – Хотя, возможно, у ее отца отдельный кабинет».
Постучав по рычагу, он набрал домашний номер. Результат был тот же: никого нет дома… Может быть, они выехали сюда и опаздывают? Для верности он еще раз набрал рабочий номер, но там было по-прежнему глухо.
Тогда он позвонил к себе домой и доложил обрадовавшейся маме, что он уже на вокзале и будет дома, как только разберется с Есенией. Она тут же заинтересовалась, о ком это он говорит, но он пообещал ей все подробно рассказать по приезду, заочно чмокнул в щеку и повесил трубку.
Вернувшись к Есении, с волнением ожидавшей его, он покачал головой:
– Ни там, ни там не отвечают. У тебя есть ключи от дома?
– Конечно, – ответила она.
– Боюсь, что тогда нам придется самим добираться к тебе, – сказал Леонид. – А может, ты к нам поедешь, я тебя с мамой познакомлю? Я ей о тебе уже сказал.
– Нет, нет, я поеду домой, нужно как-то ситуацию разрешить, потом уже… – покачала головой Есения.
– Ну хорошо, но я тебя провожу, ты не возражаешь?
– Не возражаю, – грустно улыбнулась она, – тем более что ехать нам недалеко, на Васильевский остров.
– Я помню, ты же писала адрес на телеграмме. Поехали?
– Поехали, только знаешь что… – Есения замялась, – подожди меня еще немного, мне нужно зайти… в одно место.
Он деликатно улыбнулся, сообразив, что она имеет в виду:
– Ну, пойдем, поищем тебе «комнату милосердия».
Подхватив вещи, они направились к залу ожидания, но в этот момент к ним подскочил водитель-частник с предложением подвезти «куда надо».
– Есения, ты иди, я тебя догоню, – сказал Леонид и, повернувшись к водителю, назвал адрес.
В ответ тот заломил такую цену, за которую можно было доехать до Выборга. Объяснив зарвавшемуся водиле, что он местный, к тому же бухгалтер, и хорошо знает расценки, Леонид послал его гораздо дальше, чем тот собирался их везти, и поспешил за Есенией, которую успел потерять из виду.
В зале ожидания ее не оказалось.
Спросив киоскершу «Союзпечати», где здесь женский туалет, Леонид отправился по ее подсказке в дальний угол зала и сел так, чтобы увидеть Есению, когда она будет выходить.
Через десять минут он уже начал недоумевать, почему ее так долго нет. Очередь у них там, что ли, или у Есении какие-нибудь проблемы?
Через полчаса Леонид начал нервничать. Подойдя к двери в туалет, он попытался заглянуть внутрь помещения поверх головы очередной посетительницы, вызвав у той брезгливо-негодующий взгляд.
Ему пришлось поспешно ретироваться, чтобы его не приняли за какого-нибудь извращенца.
Постояв несколько минут в ожидании, он заметил, как к туалету направляется толстая, расфуфыренная дамочка в ярко-красном примоднённом платье, и решительно направился к ней. Та испуганно остановилась, уставившись на него маленькими круглыми глазками.
Изобразив на лице обольстительную улыбку, Леонид обратился к дамочке:
– Прошу прощения, мадам, вы не поможете мне? Моя жена пошла в туалет и вот уже полчаса не выходит. Посмотрите, пожалуйста, не случилось ли с ней
