– А в какую веру крестить-то будем? – рассмеялся Граховский. – Я католик, а вы, наверняка, атеист… Да здесь и священника-то нет! Разве что самостоятельно окрестить его, использовав озеро в качестве купели. Будет он у нас своей, озерной, веры…
– Если он – это я, то будет православным, – сказал Круглов. – Спасибо, Генрих Модестович, за ваши труды!
И чокнувшись с Граховским, Круглов залпом выпил свой коньяк.
– Как наследничка-то назовете, Сергей Сергеевич? – спросил Граховский, тоже отпивая из рюмки.
– Как, как! Сергеем, конечно, – ответил Круглов и попросил Граховского: – Генрих Модестович, вы меня простите, но я хотел бы сейчас побыть один, а вечером поговорить с Есенией. Давайте ее положим в клинику завтра. Думаю, за один день с ней ничего не случится…
– Понимаю, понимаю, – сказал Граховский и, допив коньяк, тяжело поднялся. – Договорились…
Он просеменил к двери и, хитро подмигнув, добавил с порога:
– Желаю успеха, папаша!
– Спасибо, – рассеянно отозвался Круглов, пытаясь привести скачущие мысли в порядок.
Покинув Бердск, они вскоре въехали в Новосибирск и, промчавшись по нему, выскочили на магистральную автомобильную дорогу № 53, как было указано в Лёнином атласе автодорог. Ехать им предстояло почти шестьсот километров – до Ачинска и дальше, уже по зимнику, резко повернув на юг к Крутояру.
По пути Федор молчал, сосредоточенно глядя на дорогу, и Леонид не решился отвлекать его разговорами. Но тут, вспомнив об одной вещи, не дающей ему покоя, не выдержал.
– Федор! – окликнул он.
– Ну? – повернул к нему голову тот.
– А почему мы не взяли лыжи для Есении? Вы не уверены в успехе нашего предприятия?
– Сходим на разведку, а там и лыжи найдем, если понадобятся, – пояснил Федор. – Ты не торопись, Лёньша, тут пороть горячку не след.
– Хорошо, – согласился Леонид, немного успокаиваясь, хотя волнение, охватившее его с утра, не спадало.
Он стал наблюдать за проносящимся за окном пейзажем и населенными пунктами, которые они проезжали.
Где– то часа через четыре они добрались до Кемерово и зашли в первый попавшийся на пути ресторанчик перекусить и немного размяться.
– Не люблю харчи, к которым прикасались чужие руки, – недовольно поморщился Федор, садясь за столик.
– А как же вы служили тогда? – удивился Леонид. – Не сами же себе готовили?
– Не сам, – согласился Федор. – Но я лично знал поварих, которые нас кормили. Они не были мне чужие…
– А в Афганистане? – тихо спросил Леонид.
– А там я, в основном, на сухом пайке жил. Мы на базе не сидели… Все больше в разъездах, – пояснил Федор совершенно будничным тоном, словно речь шла об обычных командировках, и потянулся за меню, которое держал в руках незаметно появившийся у их столика официант.
Поев, они двинулись дальше. Начало смеркаться. Прыгающий свет от фар, освещающих дорогу перед машиной, убаюкал разомлевшего после еды Леонида. Он только на мгновение прикрыл глаза и тут же провалился в тяжелый сон, пробуждаясь на секунду, когда машину чересчур подкидывало на ухабах.
Проспав Ачинск, Леонид проснулся, когда они уже подъезжали к Крутояру по глухой узкой дороге, то взбирающейся на сопку, то круто летящей с нее вниз.
– Мы скоро приедем? – спросил он у Федора, который устало крутил баранку, стараясь держать машину ровно на заснеженной дороге.
– Через полчасика будем, – ответил тот. – А поспал ты хорошо. Что ночью-то делать будешь?
– А разве мы будем где-то ночевать? – удивился Леонид. – Я так понял, что нам нужно будет сразу проникнуть на поезд, идущий к Озерному.
– Во лазутчик какой нашелся! – рассмеялся Федор. – Проникнем, не боись! Время у нас еще есть.
Вскоре, начав спускаться с пологой сопки, они увидели лежащий у ее подножия большой, ярко освещенный поселок.
– Это и есть Крутояр? – спросил Леонид.
– Он самый, – подтвердил Федор. – А вон станция железнодорожная, видишь?
С сопки поселок казался игрушечным, а грузовые поезда, стоящие у станции, напоминали составы из детской железной дороги. Мама купила такую дорогу Леониду на первый юбилей – десять лет – в Германии, когда ездила туда по турпутевке. Дорога была потрясающая, все мальчишки мечтали о такой и, приходя к Леониду в гости после школы, с завистью и восхищением следили за игрушечными паровозиками, бегающими по путям. Благодаря этому у него вскоре появилось много полезных вещей, полученных от мальчишек взамен на разрешение поиграть «в дорогу». Мама, узнав об этом, влепила ему подзатыльник и, заявив, что не даст своему сыну превратиться в прощелыгу Сойера, заставила все вернуть ребятам. Он тогда не понял, кого она имела в виду, и только потом, прочитав книгу Марка Твена, понял, что она намекала на предприимчивость Тома Сойера, который брал мзду за покраску тетушкиного забора.
– Тебе, что, так понравился вид? – прервал его воспоминания голос Федора.
– А? – не понял Леонид.
– У тебя лицо стало такое счастливое, вроде как ты увидел город своей мечты, – хмыкнув, пояснил Федор.
– Да вспомнил тут кое-что из детства, – улыбнулся в ответ Леонид.
Через несколько минут они въехали в поселок и, урча мотором, медленно покатили по его центральной улице. Потом, свернув куда-то в боковой проезд, остановились у большого деревянного дома. Дом был старый, потемневший от непогоды и времени.
Федор коротко посигналил, вроде как спел: «та-та-татата». Глянув на часы, которые показывали четверть двенадцатого ночи, Леонид покосился на Федора: «Перебудит всех людей», но промолчал.
Над крыльцом загорелась лампочка, потом распахнулась дверь, и на пороге показался невысокий мужичок в наброшенной на плечи телогрейке. Увидев их машину, он поспешил к ним.
Федор вышел, разминая затекшие от долгой дороги ноги.
– Привет, братушка! – приветствовал его мужичок, подбегая к нему, как говорится, с распростертыми объятиями.
При этом он оказался только по плечо Федору.
– Здорово, паря! Вот, принимай гостей, – смеясь, сказал Федор, сграбастывая его в охапку и любовно хлопая по спине.
Потом, отпустив мужичка, он махнул Леониду рукой:
– Лёньша, вылазь, приехали!
– Да, прошу, гости дорогие, – засуетился хозяин. – А машинку-то, Федюшка, хорошо бы в сарайку поставить, а то у нас тут приисковички, как подопьют в трактире, пошаливают…
– Ну, давай, сразу схороним, – согласился Федор, вновь садясь за руль.
Мужичок побежал к большому сараю, стоявшему неподалеку от дома и, повозившись с увесистым амбарным замком, обмотанным тряпками, распахнул широкие створки.
Федор медленно въехал внутрь, высветив на минуту уставленное разнообразным инвентарем помещение. Потом, выйдя из машины, он вытащил с заднего сиденья их с Леонидом рюкзаки и лыжи, лежащие на полу машины, и направился к дому, не дожидаясь, пока мужичок аккуратно запрет двери сарая.
– Лёньша, не отставай! – приказал он и, оббив с валенок снег, распахнул дверь.
Зайдя за ним следом в дом, Леонид тихо спросил Федора:
– А как хозяина-то зовут?
– Архипушка, – бросил тот через плечо.
– Что, я так и должен называть его: Архипушка? – озадаченно спросил Леонид.
– Так и зови, – подтвердил Федор, поставив вещи и лыжи в уголке.
В это время мужичок вбежал в сени, растирая руками плечи:
– Зябко сегодня, морозец покрепчал. Ну, проходьте, проходьте в дом.
Скинув в сенях валенки и куртки, Леонид с Федором вошли в большую комнату, где их встретила румяная маленькая женщина с такими же удивительно синими глазами, как и у Федора.
– Ой, Федюшка! – всплеснула она руками и, подбежав к Федору, обняла его, всхлипывая.
Ее маленькие руки не смогли полностью обхватить широкую фигуру Федора и, глядя на это, Леонид неожиданно по-новому понял, что означает слово «необъятный».
– Ну ладно, ладно, Настёнушка, не реви, – попросил ее растроганный Федор и погладил по спине. Повернувшись к Леониду, он представил ему хозяйку: – Вот, Лёньша, моя двоюродная сестра, Настёна. Одна она у меня от всей родни осталась…
– Да, – подтвердила та, сердобольно взглянув на брата. – Отец-то его на фронте погиб в сорок третьем, ушел незадолго до его рождения, а мать, брат и сестра потом уже, после войны, от дизентерии померли. А нас с ним одно спасло, что у деда на пасечке в тайге жили, не заразилися. И мои родители тоже померли тогда.
– Ну, разговорилась ты, матаня, – ласково перебил вошедший в комнату Архип. – На стол давай, что ты гостей словесами кормишь?
– Ой и правда, я сейчас, – засуетилась женщина и убежала из комнаты.
– Ну, здравствуй, Лёньша, проходи, чувствуй себя, – подошел к Леониду Архип и, улыбаясь, протянул руку.
– Здравствуйте… Архипушка, – ответил Леонид, стараясь «чувствовать себя», но чувствовал он себя по-идиотски, поскольку не привык так нежно обращаться к чужому человеку. Однако Архип так хорошо улыбнулся ему, что у Леонида тут же пропало чувство неловкости.
Пока они мыли руки и рассаживались, Настёна быстро собрала поесть. Расставив угощение на столе, она тихо удалилась из комнаты.
– Ну, рассказывай, что случилось? – посерьезнев, спросил Архип у Федора. – То тебя годами не зазвать, а тут позвонил и прилетел! И зачем тебе приисковый поезд?
– Дело там есть одно важное… Тебе лучше и не знать, Архипушка, – откликнулся Федор.
– Вот те на! – удивился тот. – Я хоть раз какой твой секрет выдал?
– Да не в том дело! Ежели без твоей подмоги не обойдусь, тогда – да, поведаю все, а пока лучше тебя не втаскивать в это дело. Хочу, чтоб жили вы с Настёнушкой спокойно. Так что не обижайся! – ответил Федор.
