— Плохие новости? — участливо спросила Мег.
— Да. Близкий друг в Амстердаме. У меня нет семьи, это заставляет меня все больше ценить друзей.
«Но не Дженни, — подумала Мег. — Ей он позволил уехать».
— Что вы будете делать с кошкой?
— С кошкой? — тупо посмотрел он на нее.
Мег поняла, что Ганс почти не слышит, что говорит. В ней проснулся страх. Почему его так расстроил телефонный звонок? Он был почти в панике.
— Кто-нибудь возьмет ее.
— А мисс Берт не захотела взять ее с собой? Или не могла?
Манекен, прижимающий к себе кошку! Мег хотелось истерично расхохотаться. Она заметила, что Ганс бросил на нее долгий испытующий взгляд, наполненный неким тайным смыслом, и попыталась говорить весело.
— Я не могу сегодня долго позировать. Через полчаса за мной зайдет Саймон.
— Полчаса? Что я могу сделать за такое время?
— Я пришла только из признательности к вам. Я не обязана вам позировать. К тому же сегодня неудачный день.
Мег в ужасе стала подниматься по ступенькам, чтобы пройти мимо комнаты мисс Берт в мастерскую. Что-то вынуждало ее делать это. Она должна была пройти все до конца, не расслабляясь. Саймону было бы стыдно за нее. Ей казалось, что она стоит на пороге разгадки многих странных событий.
— Но я прошу вас сделать день ненадолго удачным. У нас мало времени. Я хочу, чтобы ваш портрет получился. Здесь спешить нельзя. Позвольте мне сделать то, что я могу.
Мег медленно поднималась по лестнице, стараясь говорить вежливо и непринужденно.
— Вы очень огорчились из-за друга. Вы уверены, что можете работать?
— Я могу работать всегда, — свирепо ответил Ганс. — Работа для меня все. Друзья и все остальное после. — Он попытался улыбнуться. — Теперь вы понимаете, почему Дженни оставила меня. Я — чудовище.
Улыбающееся лицо опровергало его слова, но они были правдой. За его осторожной улыбкой скрывалось выражение опасного и немного помешанного человека. Луиза пыталась предупредить ее об этом. Чудовище, скрывающееся в нем…
Клайв сам открыл дверь Саймону.
— Привет! Чем могу служить?
— У тебя есть время поговорить? Мне кажется, я напал на след одной картины.
— Подлинник?
— Надеюсь.
— Входи. Боюсь, не могу с тобой долго разговаривать. Жду звонков из Лондона.
Саймон прошел за ним в кабинет и удобно уселся, вытянув длинные ноги.
— Кстати, к какому времени относилась последняя картина?
— Конец восемнадцатого века.
— О, нет, я уверен, семнадцатый.
Клайв улыбнулся.
— Я не спорю с тобой, но я уверен, что восемнадцатый. К тому же картина невероятно плохая и абсолютно ничего не стоит. А рама прекрасная. Если тебе попадется что-нибудь более раннее, меня бы это очень заинтересовало.
Саймон отметил, что Клайв настаивает на более поздней дате. Конечно, он врал. Он знал, чем обладал, лучше Саймона. Но у того тоже было достаточно знаний. Не считая доказательств, которые можно было дать с помощью рентгена, он знал, что полотно относится к семнадцатому веку.
Но Клайв по какой-то причине отрицал это, хотя более ранняя дата могла только добавить ценности
