— Это было не слишком сложно. Во время еды я подпирала щеку рукой. И боялась пробовать что-то другое. А что у вас нового? — спросила она, глядя ему прямо в глаза.
— Ничего, — ответил он и отвернулся.
— Дэвид, пожалуйста, скажите мне все. Я могу многое вынести. В детстве мать часто говорила мне, что ей за меня не страшно, потому что я — неисправимая реалистка. Мне будет легче, если я буду больше знать.
Дэвид немного пошевелился, и кандалы на его ногах зазвенели.
— Ну пожалуйста, — умоляла она. — Скажите, что с нами будет?
— Я по-прежнему считаю, что это непрофессионалы.
— Почему вы так думаете?
— Во-первых, они держат нас вместе. Мы можем сговориться и подготовиться к их допросам.
— Это не важно, если они не собираются поверить ни единому нашему слову, верно? — устало спросила Аннемари. Она лежала на каменном полу, прислонившись спиной к Дэвиду.
— Полагаю, что нет. Я также уверен, что религия для них главнее революции, и хочу, чтобы вы выслушали меня. Вы ведь меня слушаете?
— Слушаю.
— Я хочу, чтобы вы вели себя с ними как можно вежливее. Вы слушаете меня?
— Боже мой, да слушаю я вас! — Аннемари перекатилась на другой бок и повернулась к нему лицом.
— Хорошо. Согласно своей религии они верят, что голова — самая священная часть человеческого тела. Понимаете?
— Нет, — честно призналась Аннемари.
— Дальше идет в порядке убывания — с головы до пят. Считается, что подошвы ног запятнаны скверной. Что бы вы ни делали, не сидите так, чтобы были видны ваши ступни.
Аннемари заглянула ему в глаза:
— Вы это серьезно?
— Абсолютно, Аннемари, — начал он. — Мы с вами попали в чертовски неприятную ситуацию. Я говорю это со всей ответственностью. То же самое касается и левой руки. Вы ведь не левша? Не берите и не давайте им ничего левой рукой. Эти ублюдки способны на что угодно. Мне не хотелось бы, чтобы вы совершили что-нибудь такое, что выведет их из себя.
Аннемари не отвечала. Какое-то безумие! Этого не может быть, твердил ей разум. Но реальность заявляла о себе — ее запястья все еще болели от скотча. Истерично настроенный араб спрашивал, не родственница ли она президенту США. Вот уж действительно, Аннемари в Стране чудес, подумалось ей. Услышав шум, она огляделась по сторонам. В комнату снова вошли два террориста.
— Моя очередь, — сказал Дэвид, и Аннемари в отчаянии посмотрела на него.
— Не волнуйся, дорогая, — произнес он, имитируя голос и интонацию Хамфри Богарта[1]. — Держи нос выше!..
Выходя, он подмигнул ей, и Аннемари не знала, плакать ей или смеяться. Черт побери, этот Гэннон снова принялся за шуточки!
Допросы продолжались. Допрашивали их по-прежнему порознь. В остальное время они с Дэвидом “допрашивали” друг друга, сидя лицом к лицу в маленькой нише, вырубленной в стене. Кормили их редко и скудно. Согреваться удавалось только друг о друга.
“Меня по крайней мере кормят чаще, и ноги мои не закованы в кандалы”, — подумала Аннемари и решила, что это благодаря изречению из Корана, процитированному Дэвидом. Она продолжала прятать для него в рукав куски хлеба.
— Вы так и не сказали мне, кем вы работаете, — напомнил ей Дэвид.
— А вы собирались угадать мою профессию, — ответила Аннемари.
— Я уже использовал отпущенные мне две попытки. Так кто вы по профессии?
— Откуда вы знаете, что я вообще работаю? — ответила она вопросом на вопрос.
