и их уровень развития есть вещи скорее привнесенные извне, нежели возникшие независимо. Другими словами, это несамостоятельная раса. У них есть хозяева, или по крайней мере старшие братья.
Существа, с которыми мы впервые столкнулись даже раньше, чем с флоатерами, но никак не могли изучить из за сильных повреждений захваченных тел, были взяты живьем на антарктической базе. Это снейкмены, человекозмеи; они также способны выжить в чрезвычайно враждебной среде, но не в силу искусственных изменений в организме, а в силу природных, биологических данных. В их телах мы не нашли никаких чужеродных кибернетических внедрений, эти создания целиком из плоти…
– Во, трет! – восхитился Костя Белов, сидящий позади Пира. – Как по писанному.
– Ему за это бабки платят, – Пир пожал плечами. – А нам – за то, что мы его слушаем.
– А я думал, нам платят за то, что мы свои шкуры под выстрелы разных тварей с орбиты подставляем…
Пир согласно вздохнул:
– И за это тоже…
Долан продолжал заливаться соловьем.
– …прочная кожа, больше напоминающая панцирь, защищает внутренние органы. Впрочем, этот панцирь, как выяснилось, очень боится лазерного оружия. Человекозмеи – единственный вид, который способен размножаться естественным путем. Впрочем, нам он вряд ли покажется естественным – все человекозмеи одного пола. Каждый желтопузик скрывает в брюхе гроздь яиц, – ученый курильщик неожиданно вздохнул и свернул с нудно-лекторского тона на более раскованный и доступный. Впрочем, ненадолго: вскоре он вновь вырулил на привычную менторскую дорожку.
– Такой способ размножения делает этот вид особенно опасным для землян: одна человекозмея в состоянии произвести на свет более двадцати отпрысков за условный год. Если мы не сможем их остановить, человечеству придется убираться с собственной планеты. К сожалению, антарктическая база, ныне разрушенная, это единственное место, где мы столкнулись с человекозмеями. Я говорю «к сожалению» как ученый-биолог, хотя как человек, как землянин должен сказать скорее «к счастью».
И, наконец, наши новые знакомые. Раса, которую мы прозвали «мутоны». Похоже, это их самоназвание – лингвисты уже заездили фоновые записи с последнего террора. Об этих поподробнее, потому что о них нашим доблестным оперативникам практически ничего неизвестно.
– Нам известно главное, – перебил с места Адам Дориго. – Их можно убить. А остальное – чешуя, клянусь бабушкой Ника!
По рядам прокатились легкие смешки. Впрочем, Долан не смутился.
– Верно подмечено. Послушай меня, и убьешь их на следующей миссии вдвое больше. Когда вернешься – не забудь пива поставить, о'кей?
Дориго с готовностью согласился:
– А что? И поставлю! Валяй, рассказывай!
Майкл Батт поднялся, физически излучая неудовольствие. Пиру непроизвольно захотелось спрятаться под кресло от одного его вида.
«Какой-нибудь одинокий сектоид давно бы удрал, или впал бы в панику», – подумал Пир совершенно не к месту.
– Адам! – обычным разящим, как хэви плазма, тоном обратился Батт к Дориго. – Я попросил бы…
Продолжать было не нужно – Дориго умолк тут же, будто однажды утром увидел в собственной квартире тиранозавра.
– Итак, мутоны, – как ни в чем не бывало продолжал говорливый ученый, касаясь проектора. На экране возникло изображение давешних зеленокожих гигантов. – Гуманоиды, более того – наиболее близкая к нам раса из известных. Несомненно, биологически они – хищники, и должен вам сказать, что их желудки способны переваривать даже гвозди. Кожа – вот этот зеленый тонкий покров – на самом деле является на редкость эффективной органической броней. Полагаю, даже близкий разрыв гранаты не убьет мутона, по крайней мере сразу.
– Точно! – подтвердил Клод Ревеню. – Они по нескольку попаданий из лазера выдерживали. Да что там,
