Какие же бури терзают его душу, если Харви обратился вдруг к своему прошлому, наглухо забытому, похороненному, не имеющему отношения ко мне, подумала Оливия. Харви никогда не упоминал о своей бывшей жене и ничего не рассказал о ней даже тогда, когда они увидели ее в какой-то телевизионной передаче.
Харви считал разрыв с первой женой и последовавший развод естественным результатом непримиримых противоречий: для него семья была едва ли не важнее работы, для нее же в жизни существовала только карьера. И вот теперь тень его первого неудачного семейного опыта упала на отношения, сложившиеся со второй женой.
— Я всегда шел навстречу твоим желаниям. — В голосе Харви вновь зазвучали нотки раздражения. — Я делал все, чтобы исполнить их, давал тебе деньги, чтобы ты могла их осуществить.
— Я не похожа на твою первую жену, — чуть ли не молящим голосом сказала Оливия.
— Надеюсь, — усмехнулся Харви. — Именно это и привлекло меня в тебе. Между нами существовало определенное сходство: мы с тобой оба хотели одного и того же. — Его слова прозвучали так, будто в конечном счете Оливия обманула его ожидания. Харви поднял с кровати одну из декоративных подушечек и крепко сжал ее в руках. — Разве я хоть раз не выполнил своих обещаний? Не дал тебе денег, например, когда ты их просила? — резко спросил он.
— Нет, ты всегда был добр ко мне, — спокойно ответила Оливия, надеясь, что муж поделится с нею чувствами, которые все эти годы скрывал в тайниках своей души.
— И, согласись, до прошлой ночи твоя семейная жизнь протекала спокойно и гладко. Разве не так?
— Так. Даже чересчур спокойно и слишком гладко, — подтвердила Оливия, не скрывая иронии.
И тут гнев, тлевший в душе Харви, превратился вдруг в жаркое пламя.
— Но когда однажды — всего лишь однажды! — что-то пошло не так, как тебе хотелось, ты решила, будто тебе позволено не только вторгнуться на мою территорию, но и передвигаться по ней по своему усмотрению! — Харви перестал терзать подушечку и швырнул ее в кресло. — Ты стала вмешиваться в мои решения! — гневно выкрикнул он, беря с кровати следующую подушечку. — Позволила себе требовать от меня отчета в моих действиях! — Вторая подушечка полетела в то же кресло. — Хотя я заверил тебя, что твои позиции в нашем браке абсолютно неколебимы. И я говорю чистую правду, Оливия. Я не лгу.
Да, он действительно не лгал. Все его слова были чистой правдой. Оливия никогда не слышала, чтобы с губ ее мужа сорвалась хотя бы невинная ложь.
Харви схватил с кровати очередную подушечку и стал молотить по ней кулаком, словно по боксерской груше.
— Ненавижу нечестность! Особенно если с ее помощью вымогают что-то у других, ставят этих других в дурацкое положение, добиваются личных выгод! Я говорю это о себе, о себе, о себе!.. — Харви в последний раз ударил по подушечке, и она тоже полетела в кресло. Рассекая рукой воздух, он продолжал свою обличительную тираду: — Я еще раз повторяю тебе, Оливия: ты ничего не должна делать против своей воли…
— Но я…
— Выслушай меня! У тебя есть полное право оставаться самой собой, такой, какая ты есть. Я не могу настаивать на том, чтобы ты изменилась, и всегда буду с уважением относиться к твоему стилю жизни. С должным уважением, — уточнил он, словно стараясь запечатлеть эти слова в собственной памяти. И в памяти Оливии тоже. — Ты больше не услышишь от меня ни слова критики в твой адрес. Мы с тобой муж и жена, таковыми и останемся.
— Боже мой, какое потрясающее великодушие и какая справедливость!.. — с горькой иронией вскричала Оливия.
— Да, справедливость — мой пунктик. Так же, как и ответственность за свои поступки и слова. Даже когда дело касается приглашения на ланч сотрудницы, работу которой я высоко ценю.
— И, собираясь жениться, ты полагал, что брак должен основываться на чем-то вроде Билля о правах?! — гневно вопросила Оливия. — Впервые о таком слышу. Я всегда думала, что священные узы
