Главная тайна ГРУ

собеседница сделала паузу. – Это выглядело странным, но… Мы пытались разыскать на почте адрес, кому он посылал раз в год телеграмму. Но послания были простыми и их не фиксировали с полной тщательностью… Тем более сейчас, после девяносто первого года… Телефонных разговоров он не вел…

Я решил прервать монолог.

– А мы можем посетить его могилу? Или она не ухожена и неудобно постороннему идти туда? Знаете, так бывает…

– Только не у нас! – решительно прервала мои сомнения Валентина Николаевна. – В этом отношении – все в порядке. Могила прибрана. Скромная доска простого мрамора с надписью. На средства фронтовиков – так уж у нас принято… Они сами это делают…

Мы вышли на улицу. Прошли переулками к местному кладбищу. И здесь, на краю обрыва, оказались под сенью крупных акаций. Две могилы расположились чуть в стороне от остальных. Их отделяли от общих захоронений деревья. Тишину нарушали голоса птиц да жужжание пчел.

Передо мной находилась общая каменная кладка в виде квадратного контура из крупного неотесанного камня с ровным внутренним газоном травы, которая была аккуратно подстрижена, и две низкие вертикальные стелы из белого бетона с вмонтированными в них квадратными мраморными досками.

На левой: Олег Владимирович, воин чести и сын трагической судьбы.

– А фамилия? – невольно вырвалось у меня, после того как я взглянул на стелу с именем матери, где стояло: «Шивцова Таисия Яковлевна».

– Фамилии у них были одинаковые, но Олег Владимирович на своем смертном одре просил его имя на могиле не писать.

–  Почему?

– Это была воля умирающего, – ответила Валентина Николаевна. – Правда, он добавил еще, что одного имени на двоих достаточно.

– А надпись: «воин чести…»? Это чья мысль? – настойчиво выяснял я, надеясь прояснить ситуацию.

– Это тоже его пожелание. Как-то, еще в начале болезни, он сказал мне, что… Впрочем, дословно: «мое время не наступило…» Тогда я подумала, что он говорит о смерти. Но позднее поняла, что «время» означает встречу с кем-то после его кончины. Но ясности в этом вопросе у меня нет…

Сомнения покидали меня. Мы молчали, отдавая дань памяти этому неординарному человеку, которого знали каждый по-разному. Я – по различным публикациям о нем и его жизни до шестьдесят третьего года, а она – с конца шестидесятых годов, после его гражданской смерти.

Валентина Николаевна, прервав молчание, сказала:

– Я уже говорила, что никого из близких их мы не нашли. Правда, в канун ухода из жизни, дней за пять, Олег Владимирович попросил позвонить по телефону в Москву… После его кончины…

– У вас сохранился номер? – быстро спросил я.

– Нет. Он просил позвонить и уничтожить его…

– И вы так сделали?

– Да. Это была воля умирающего. Это важный христианский обычай… – твердо ответила моя собеседница.

– Что он просил передать? – допытывался я.

– Только то, что его уже нет… Нет в живых. И все.

Так вот как Олег Владимирович подал знак о себе. Своим и… мне. Он ушел от нас и разрешил позвонить «кому-либо», возможно, мне. Как и в профессиональной работе, он действовал на упреждение.

– Валентина Николаевна, – продолжил я уточнение, – почему вы так думаете: «после кончины»?

– В другой раз, еще раньше, он сказал, что будет однажды так: кто-то заинтересуется его судьбой. Придет и заинтересуется. А у нас проблема – он кое-что оставил после себя и о себе…

– Рукопись? – холодея, спросил я.

– Да. И много. Причем он позвал к своей постели фронтовиков и меня. Сказал: «…это передайте в руки тому, кто будет серьезно интересоваться моим прошлым…» И отдал две папки, упакованные в плотную бумагу… Все заклеено…

Я молчал, завороженно смотря на владелицу информационного богатства. И ждал ее следующих слов, как путник в пустыне ждет глотка свежей воды.

– Одну папку он сразу отдал мне: «это мои награды». И добавил: «боюсь их оставлять дома…». Видимо, он намекал на возможную кражу… Это у нас бывает. Награды! Я видела его портрет в форме – одних орденов с полдюжины, – пояснила Валентина Николаевна.

Во мне боролись чувства: признаться в том, кто я такой, или не торопить события. Я спросил:

– Кому вы вручите эти бумаги?

– Только тому, кто докажет серьезность намерений к памяти Олега Владимировича. По их использованию, конечно… И документально подтвердившему право на ознакомление с ними, – по-учительски четко сформулировала директриса проблему.

Что я мог представить на ее суд? Ветеранское удостоверение, где говорится, что я прослужил сорок один год и имею