фоне анализа пяти операций легализовало версию с «делом Пеньковского». Результат? Ни да, ни нет. Правда, я тешил себя надеждой, что сказанное мною требует осмысления. Но оппоненты так и не появились, хотя интерес к постановке проблемы был.
Лишь однажды, в перерыве, ко мне подошел ветеран разведки и выразил кое в чем сомнение:
– Вы рискованно перебрасываете мостик между операцией «Снег» и «делом Пеньковского».
– В чем же риск? – попытался уточнить я, рассчитывая услышать веские аргументы.
– Ну, во-первых, операции «Снег», как таковой, не было…
Я терпеливо слушал. «Терпеливо» потому, что не было оснований не доверять одному их патриархов советской разведки – генерал-лейтенанту Павлову, человеку весьма авторитетному в наших специфических делах. Но были и другие причины, и я прервал собеседника.
– Значит, генерал Павлов сознательно вводит в заблуждение всех нас… и общественность, на него это не похоже. Не правда ли?
Собеседник мягко возразил:
– Но как мог Павлов беседовать о столь важном деле, если даже не знал английского?
– Ну а если он ему не был нужен? – возразил я.
– Как так? – удивился коллега на два воинских звания выше, чем я, – капитан первого ранга.
– Павлов шел наверняка, к нашему человеку – ценному источнику, а не к сочувствующему нам американцу, как говорится в книге Виталия Павлова «Операция «Снег»… Либо вообще к русскому, внедренному в США еще с 20-х годов… Например, на волне эмиграции через Дальний Восток, как это сделал герой из фильма «Семнадцать мгновений весны»… – убежденно говорил я.
– Но мы не подтверждаем факта нашего участия в подготовке меморандума американцев в адрес японцев! – настаивал коллега, явно давя на меня своим ветеранским авторитетом.
Я развел руками, давая понять, что в этой ситуации нужно было бы отделить «мух» от «котлет» – политику от реалий. Мы явно понимали друг друга, но оба не хотели подвергать сомнению и тем более опровергать официальную точку зрения на операцию «Снег», незадолго до этого высказанную советской стороной. И подоплека всего этого была в том, что акция в определенной степени сыграла роль в ускорении трагедии Пёрл-Харбора – это в отношении американской стороны. Но она же создала условия для отказа японцев открыть дальневосточный фронт – это в отношении советской стороны. А пока я возразил:
– Хорошо, – пошел я на «компромисс», – операция «Снег» не имела места… по названию. В этом вы правы: название ее Павлов придумал, лишь когда готовил рукопись своей книги. Но в чем риск в отношении «дела Пеньковского»?
И тут коллега обезоруживающе просто изрек:
– Раз не было операции «Снег», значит и «дела», с нашей точки зрения, не было. Предатель – непредатель – это домыслы…
Собеседник меня достал своей логикой, прямой как телеграфный столб, который гудит, но никакой информации не передает. И я начал чуть-чуть закипать.
– Из политических соображений наша сторона – служба и страна в целом – изложенные Павловым факты отрицает. Может быть, и в случае… с «делом» что-то от политики. В основе раскрытия этой акции сверхважного стратегического звучания лежит нежелание признаваться в таком явлении, как блеф на многих уровнях: партия, власти, спецслужбы… Как вы думаете?
Коллега даже руки поднял в знак протеста, но я был неумолим и продолжал:
– …может быть, парня расстреляли… для большего придания веса делу?
Так, еще в год выхода моей книги, я пытался привнести в души моих коллег смятение. А ведь это были сотрудники элитного подразделения разведки – службы тайных операций. В моем выступлении «дело», казалось бы, стояло обособленно, но все же было в одном ряду с такими операциями, как «Заговор послов», «Трест», «Снег», «Монастырь» и одной операцией из 60–70-х годов.
Чтобы выстроить логическую цепочку в моих рассуждениях, я выступил не просто по «делу», а провел краткий сравнительный анализ шести указанных операций. Причем по критериям: предвидение и упреждение замыслов противника с последующим противодействием ему с целью дезорганизации его работы против советской стороны.
В этой цепочке умозаключений «дело Пеньковского» выглядело уже в ином свете. Однако, чтобы понять, в чем была суть версии с ее аргументами и доказательствами, следует ознакомиться с анализом по всем шести акциям – ярко выраженными примерами мастерства советской внешней разведки.
Может показаться, что следующий раздел главы похож на всплеск «эмоций» по «делу Пеньковского». Правда, по широкому спектру вопросов. Делается попытка опираться в оценках на факты с точки зрения, как говорят в криминалистике, «достаточности доказательной базы». В этих рассуждениях имеются посылки, которые в дальнейшем будут осмыслены с помощью, как писал Юлиан
