при кузне, был как перекати-поле, куда направят, там и работает, потому и жил, где хотел, но чаще – в палатке за мастерскими. До рабочего места недалеко, и ежели тревога, то услышит и не проспит.
Молодой нео пришел домой, скинул кожаный жилет, стянул сапоги… В отличие от своих сородичей, Грром носил самопошитые, с высоким голенищем и с подметкой из толстой шкуры со спины тура. Вроде бы и мелочь, но Грром прекрасно помнил нелепую смерть матери, пропоровшей ядовитой болотной колючкой лапу, и не менее хорошо запомнил обожженные в огне пожарища и уже после стертые чуть ли не до кости собственные лапы, когда они с Рауру искали крепость. Пусть он тем самым похож на хомо, пусть бросают косые взгляды другие нео. Пусть. Каждый сам хозяин своей шкуры, а хозяину видней, как ту шкуру сберечь.
Палатка у него была небольшая, по меркам нео, на одного жителя. А Грром один и жил. Утоптанный и обожженный огнем до каменной твердости глинобитный пол, выложенный камнями круг – место для очага, набитый сухой травой тюфяк на низком топчане, да большой, сработанный из каменного дерева сундук, который запирался на ключ. Замок к нему Грром сам выковал. А внутри не Метал Макс весть какие ценности, но все же дорогие для нео вещи: амулет, в детстве подаренный отцом; разобранное копье Рауру с наконечником из обломка кости Кио; арбалет со стальными плечами – приз за состязание, связка болтов к нему; баночка черной, дурно пахнущей жижи – жир био для смазки железа, чтобы ржа не брала; пара ножей, рыболовные да скорняжные принадлежности; куча разного мелкого хлама вроде блестящих, подобранных где-то цветных стекол, железяки разные, россыпь патронов и мешочек черного зернистого пороха. Вот и всё богатство. Не много, зато свое.
Спрятать меч в сундук не получалось, просто не влез по длине. Куда же его деть? Грром задумавшись уселся на топчан. Ответ пришел достаточно быстро – под топчан, больше некуда. Скинув травяной матрац и перевернув лежанку на бок, нео принялся ковырять пол своим тесаком. Но не тут-то было. Глина слежалась до твердости камня. И снова тупик.
«Ну не идти же за кайлом, в самом-то деле? Проще тогда уж позвать всех, пущай всем миром помогут тайник выкопать. Глупость», – усмехнулся про себя Грром. Блуждая взглядом по своему жилищу в поисках ответа, он наткнулся на сверток. «Можешь рубить мечом все, хоть железо, хоть камни», – вспомнились слова Вулкана.
Развернув меч, Грром с размаху вонзил острие в глину и принялся копать им на манер лопаты. Стало темно, свет заходящего солнца окончательно исчез из дымоотводного отверстия в палатке. Нео поднес огниво к фитилю в плошке с жиром и высек искру. Скрученный из старых тряпок, промоченный в масле фитилек нехотя разгорелся, шипя и плюясь искрами. Стало светлей. Пропыхтев некоторое время и приложив массу усилий, Грром все ж соорудил яму, в которую он меч и спрятал, все так же завернув в стеклоткань и рогожу, а сверху присыпав глиной и вернув на прежнее место топчан. С виду будто ничего не изменилось.
С чувством выполненного долга нео растянулся на тюфяке, отдохнуть и расслабиться.
«А ведь прав оказался кузнец, меч что надо, ни царапинки на матово блестящем лезвии не появилось. Крепкая сталь. Не пришлось бы ею рубить своих же товарищей, если пустятся в погоню».
Пока Грром размышлял над нависшей угрозой со стороны тех, с кем прожил бок о бок много сезонов, делил хлеб и невзгоды, до носа нео донесся запах. Тяжелый, смрадный. Принюхался. Так и есть, несет от сапог, да и сам он не пустынными фиалками пахнет.
– Нужно помыться, – скомандовал себе Грром, лихо, одним движением поднялся с лежанки, достал из-за ящика берестяной туес с сухой золой для щелока, кусок льняной ткани с крючка на подпорке шалаша и, подхватив свои вонючие сапоги, босиком пошел мыться. Благо за день поднятая со дна колодца вода нагрелась в бочке, стоявшей в самой дальней комнате мастерских. В «душевой», как её называли люди.
– Ох и неправильный же я нео. Моюсь даже… – пробормотал ученик кузнеца.
С этими словами мохнатая, широкоплечая фигура Гррома скрылась за углом «железной» мастерской.
Пробуждение было болезненным, руки и ноги будто жгло огнем и скручивало тугим узлом. Перед глазами плыл не то дым, не то туман, а голова была словно набитая червями гнилая
