сидеть, силы да ума набираться, только уродует их это так, что от одного вида этих тварей сдохнуть хочется. А ты вот ничего, очень неплохо выглядишь для человека, побывавшего в Черном поле. Только не человек ты…
– Человек я, – перебивать старших стало входить в дурную привычку. – Человек. Путешественник. Так уж вышло, что выкинуло меня из родного мира, и пришлось мне метаться между мирами как неприкаянному, то в один закинет, то в другой.
– Как так?
– Я спрашивал умных людей в разных мирах, что ж это такое со мной происходит. Один ответил. Миры соседствуют друг с другом, и вот в одном из них произошла страшная битва, которую мудрец назвал Войной Огненных стрел. Она уничтожила тот мир, но страшные удары гигантских Огненных стрел разорвали не только небо и землю. Они пробили дыры между всеми мирами, и теперь такие, как я, иногда могут найти меж ними дорогу. Лично я знаю о девяти соседних, которые мудрец назвал Розой Миров. И побывал я пока только в трех, ваш – четвертый. Очень надеюсь, что среди остальных найдется мой дом.
Старик слушал внимательно, будто не в диковину ему этакий скиталец, снующий между мирами, но все- таки не удержался и перебил:
– Что же тебе на месте не сиделось? Попал бы в хороший мир, там бы и оставался.
– Тебе когда заноза в палец попадает, ты что делаешь?
– Удаляю её, чтобы нагноения не было.
– Вот и миры так же. Я для них чужой, и они избавляются от меня. Чем сильнее мир, тем быстрее я из него вылечу. Только оказавшись в своем, родном мире, я остановлюсь. Он примет меня.
– И что?
– А то, что однажды я уже был в Кремле, прогуливался по Красной Площади, и по Тверской тоже. До войны. Когда светило солнце и вокруг было полно улыбающихся людей. Теперь я снова дома. И мне не нравится то, что я тут нашел.
Я замолчал. Странно, но сейчас перед моими глазами проносилась жизнь – детство, школа, армия, зараженные земли иномирья и улыбающееся лицо Апрель, которое я, к сожалению, никогда уже больше не увижу. Ведь, черт побери, я дома и обратного хода нет!!!
Старческая рука сжала мою ладонь. А дедушку совсем не назовешь слабым или немощным. Будто мощный поток потек из его руки в мою, вселяя надежду и уверенность – все закончится хорошо.
– Ты не чужой и не заноза, от которой хотят избавиться. Ты Перехожий. И если ходить меж мирами научился, то будешь ходить, где захочешь.
Я скосил взгляд на него и усмехнулся – как же хочется, чтобы это было правдой.
– Масло еще есть? – я решил перейти к действиям. Действия всегда полезнее отчаянья.
– Ну, есть маленько. – Евлампий словно и не заметил смены темы разговора.
– А робот на чем работает?
Евлампий помолчал с полминуты, потом ответил:
– На трупах. Мертвечину и людей гады жрут.
Как это я сам не додумался, больше ведь тут жрать-то особо и нечего. Но, по-любому, силовые установки и прочие трансформаторы не переваривают пищу подобно желудкам, значит, есть в роботе биореактор, превращающий органику в жидкое топливо или газ. Они-то нам сейчас и нужны. Хотелось бы верить, что у робота должен быть запасной топливный бак, не пострадавший при взрыве, в отличие от его мозга, сожженного «коктейлем Молотова». Ведь чтоб сдвинуть такую махину, энергии должно быть очень много и аварийный запас ее должен быть по-любому. Если б тот бак рванул, то от робота вообще бы ничего не осталось, а так он остался относительно цел.
Я вскочил, откуда только силы взялись? Пора действовать!
– Вставай! – пнул я Ерему. Стрелец, еще не проснувшись, принялся размахивать пудовыми кулачищами, но я знал, куда и как пинать, чтоб не попасть под раздачу. Кто в русской армии служил, тот в курсе, что будить человека надо дергая за стопу или в эту стопу пиная. Ничего страшного, он и не почувствовал – и сам не маленький, и сапоги на нем толстые, добротные, не китайский ширпотреб моего времени. Зато
