Док сидел в позе лотоса на самой верхней ступеньке большой лестницы. Он сидел в такой позе уже несколько часов, не шелохнувшись и почти не дыша. Док не медитировал, он был предельно расслаблен, растерян, подавлен. Он был убит. Морально и психологически, ибо теперь знал, почему оказался в далеком прошлом, причем таком далеком, что миллион лет в ту или иную сторону ничего не решал и не менял. И то, что он узнал, понял и осмыслил, было ужасно! Прав оказался Молох, царь Аримана, сказавший, что он попал сюда не «почему», а «для чего». И про двери он правильно сказал – нельзя открыть ту дверь, которой не существует!
С час назад от Дока уползла гигантская змея, которая так его испугала, когда он зашел в информаторий! А повторно она пришла, когда он все осмотрел и, погасив последний светящийся шарик, присел отдохнуть. И тогда он снова увидел внизу переливающееся гигантское тело. Создавалось ощущение, что змея не ползла, а словно перетекала. Док устало подумал: «Вот только тебя мне и не хватало» – и, к своему удивлению, тут же услышал:
– Не нада… боясссса… я пленник… один уже много лет… провалился. Я змей. Нас осталось немного. Не люблю темноту, солнце нада… Не могу… порвут. – И Док, услышав это, вдруг совершенно спокойно ответил:
– Ну, ползи сюда, поговорим. – И змей с легким шелестом чешуи перелился к нему. Был он не такой уж большой – всего-то метров десять, теплый и приятный на ощупь. Пояснить, когда он жил, змей так и не смог, но сказал, что такие, как Док, уже по лесам ходили, но в основном шныряли по деревьям. Потом они какое-то время молча «сидели рядом», и Док понял, насколько змею хорошо с ним, и он отчетливо ощутил родство душ, загнанных в загон безысходности. И хотя змея кормили, да он и сам охотился, но и пинали довольно часто. Кстати, он показал, где есть выход, о котором никто не знал.
Дверь стала открываться неожиданно, и Доку в первое мгновение показалось, что скала валится прямо на него, поэтому он быстро отпрыгнул в сторону.
– Ну, и как впечатления? – раздался голос Молоха.
Док вышел из черноты подземелья и злобно уставился на него, подыскивая слова, характеризующие Молоха, и уже открыл рот, но увидел, что Молох – олицетворение зла и всех темных сил – стоит, озаряемый светом из коридора, а он, Док, собирающийся его учить доброму и светлому, – в липкой темноте Информатория. «Премиленькая ситуация», – подумал он и, рассмеявшись, вышел в коридор. Они немного постояли, глядя друг на друга, а потом Док спросил:
– Ты знал об этом?
– О чем?
– О том, что было, о том, что есть, и, самое главное, о том, что будет?
– Ну конечно, это ведь я составлял «жизнеописание Тираннозавров Великих и Ужасных».
– И что ты собираешься делать?
– Отведу тебя и пойду отдыхать, – ответил Молох и, задумавшись на секунду, добавил: – Понимаешь, они велики в своих устремлениях и примитивно-ничтожны по сути своей. Я, Молох, привыкший жестоко править народами, привыкший высокомерно считать представителей всех остальных народов досадным недоразумением, только здесь понял, что я не самый плохой и не самый жестокий правитель, и вообще… я благодарен твоим Дейнохам за то, что они мне доказали это. А что делать? Да ничего! Мы ничего не сумеем сделать. Спросишь почему? А вот почему: кто-то сильный – твои соплеменники называют таких Богами – закрыл дорогу и сюда, и отсюда. А они нашли способ, как покинуть Заповедник! Понимаешь, нашли! И поэтому, приготовив несметные силы, они обязательно уйдут в будущее и там все зальют кровью, убьют все живое, и ни ты, ни я не в состоянии им помешать, хотя бы потому, что уйти из Заповедника тем же путем, что и Тираннозавры, мы не сможем ни при каких обстоятельствах! А кроме того, мне некуда идти – я остался один. Других геоадов нет! И единственное, что меня удерживает здесь, – это надежда! Я хочу узнать, откуда мы пришли на Ариман! – Потом, немного помолчав, сказал: – Пошли, я тебя отведу в новую келью. Ее Дейнох велел для тебя приготовить. – И повел Дока какими-то новыми и незнакомыми коридорами. Еще через десяток минут, пройдя скалы насквозь, они вышли на крутой каменный склон, с которого открывался великолепный вид на далекую горную гряду и равнину с уже привычными и разнообразными заврами,
