93
— Думаю, вы обратились не по адресу, — сказал Пфефферкорн.
— Сэр, это ошибочно.
— Уж поверьте. Поэт из меня никудышный.
— Сэр, в вашем романе сколь угодно непревзойденной прелести сцен, от коих ломит суставы и грудь.
— Примите аспирин, — сказал Пфефферкорн.
Жулк улыбнулся:
— Вот острый ум. Наверняка вы превзойдете все ожидания.
— Где Карлотта? Что вы с ней сделали?
— Сэр, вопрос неуместен.
— Она здесь?.. Где я?
— Сэр, вы там, где полный покой споспешествует литературным трудам.
— Никаких трудов. Я отказываюсь.
— Сэр, ваше смятение понятно. Задача по завершению великой поэмы устрашит самого даровитого писателя.
— Поэма тут ни при чем. Какое мое дело?
— Ваше отрицание понятно.
— Вещица-то средненькая, ясно вам? Нескончаемая и нудная. Как тундра.
— Отзыв неподобающ, сэр.
— Неподобающ для кого?
— Сэр…
— Ладно. Хорошо. Ответьте на один вопрос. Это ваша национальная поэма, пропади она пропадом. Верно? Как же не-злаб сумеет ее закончить?
— Сэр, резонное замечание. Меня, как личность, тормозило подобное беспокойство. Однако проблема устранена. В результате тщательных исследований, проведенных Министерством генеалогии, получено неопровержимое доказательство: в царской переписи 1331 года значится К. Пфефферкорн, стульный мастер. Кроме того, в вашем лице проглядывают национальные злабские черты.
Пфефферкорн оторопел.
— Вы рехнулись.
— Сэр, это ошибочно.
— Я еврей.
— Сэр, это несущественно.
— Весь наш род — евреи-ашкеназы из Германии…
— Сэр, это ошибочно.
— И… и Польши, кажется… Послушайте, я точно знаю, что во мне ни капли злабской крови.
— Сэр, это ошибочно.
— Я не собираюсь с вами спорить.
— Воля Партии — завершить работу к торжествам, посвященным тысяча пятисотлетнему юбилею.
— Погодите, юбилей-то в следующем месяце.
Жулк поклонился:
— Я, как личность, оставляю вас наедине с великими думами.
Жулк ушел.
— Постойте!
Хлопнула дверь.
Пфефферкорн бросился к решетке. Цепь дернула его за ногу, и он грохнулся навзничь,
